Ты можешь, отец, казаться вполне весёлым,
Рассказывать сказки в надежде, что я усну,
Но только я слышал, что твой император Сёва
Вчера объявил, что решил проиграть войну.
Мой брат уходил навсегда в головной повязке,
А бледная мать целовала пурпурный круг —
И две эти самые страшные в жизни краски
Оставили след от ногтей на ладонях рук.
Ты можешь, отец, говорить — успокойся, всё, мол,
Не будет бомбёжек, не будет кровавых рек,
Поскольку я слышал, что бог-император Сёва
Вчера объявил, что отныне он — человек.
Твой сын уходил в никуда бесконечно гордой
Игрушкой, завод у которой — на два часа.
Осою впивался во вражеские аорты
Его деревянный пылающий "Кокусай".
Глаза отводи, притворяйся пустым позёром,
Болтай обо всём, лишь о главном, отец, молчи.
Но, знаешь, я слышал, как твой император Сёва
Беззвучно рыдал, призывая сложить мечи.
Мой брат уходил на войну в боевом экстазе,
Звездой растворяясь в трепещущей пустоте.
Забудь обо мне, доставая свой вакидзаси —
Тогда я, возможно, признаю тебя,
Отец.
