Проспекты усеяны снегом и солью,
Разъевшие насквозь мерзлоту тротуаров.
Бывает, идёшь на работу спросонья,
И сам себе кажешься дряхлым и старым.
В крови витамины взрываются с хрустом.
А в сердце так пусто, как будто ты - люстра
Советская, пыльная с листьями клёна,
и тленом на потолке...
И сердце, как лампа в руке.
Ночью луна, молью в меха, ползает в облаках,
Гонят со слона со станции Бахревка.
О, этот запах люлей, танцы гормонов,
Сон февралей, путь то картонный.
Делает шаг новорождённый слон.
Топот его членоразделен, хобот его будит метели,
Целый декабрь, целый январь - он знал.
Слон, февраль - последний месяц слону.
Хэй, слон, - последний месяц.
А вечером я завернусь в одеяло,
И сяду на кухне мечтать о хорошем.
Пить водку из розовых, старых бокалов,
Чтоб розовым стало всё чёрное в прошлом.
За стенкой сопит божество этих окон,
И дом словно кокон под бдительным оком.
Заведомо медленно тронут вагоны,
И словно как будто во сне.
Уходит состав на слоне.
Вроде весна и не близка, но по стальным мосткам,
Гонят со слона со станции Бахревка.
О, этот запах люлей, танцы гормонов,
Сон февралей, путь то картонный.
Делает шаг новорождённый слон,
Весом в тысячу тонн.
Топот его членоразделен, хобот его будит метели,
Целый декабрь, целый январь - он знал.
Слон, февраль - последний месяц слону.
Хэй, слон, - последний месяц...
