Мы рассекаем друг друга мгновенно,
Нас миллионы и нам по колено.
Мы курим при встрече, при встрече жмем руки.
Мы сушим тела, чтобы были упруги.
Мы только штанами метем по асфальту.
Нам юбки измена, а платье как спальник.
А я слушаю Тома Йорка
про самый уличный спирит
и питерский дождь рассекаю колесами мотоцикла,
и если ты станешь взрослой
и даже совсем не тоненькой,
я буду любить тебя так же,
как в наше первое лето.
Мы врем нашим мамам, отцов мы не знаем.
Мы кольца на самый большой надеваем.
Мы травим чернилами голые плечи,
мы меряем силу ладонью, кто крепче.
Целуемся в четную, узкие губы.
Мы злимся, когда обзывают нас грубо,
мы бьем без раздумий, с размаху и точно,
по-девичьи нежно, по-девичьи сочно.
А я слушаю Тома Йорка
про самый уличный спирит
и питерский дождь рассекаю колесами мотоцикла,
и если ты станешь взрослой
и даже совсем не тоненькой,
я буду любить тебя так же,
как в наше первое лето.
Мы любим орехи, мы белки с хвостами,
мы скачем по клубам и схема простая.
Сначала по пиву. потом по танцполу.
И градус крепчает, дальнейшее скоро и быстро случится в кино, в туалете, на задних сиденьях,
без света, на свете. Для нас не проблема.
Нас больше, мы стая,
и нас по-иному уже не заставишь.
А я слушаю Тома Йорка
про самый уличный спирит
и питерский дождь рассекаю колесами мотоцикла,
и если ты станешь взрослой
и даже совсем не тоненькой,
я буду любить тебя так же,
как в наше первое лето.
А я слушаю Тома Йорка
про самый уличный спирит
и питерский дождь рассекаю колесами мотоцикла, и если ты станешь взрослой
и даже совсем не тоненькой,
я буду любить тебя так же,
как в наше первое лето...
