В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха, помеха,
На кручах таких, на какие никто не проник, никто не проник,
Жило-поживало веселое горное горное эхо.
Оно отзывалось на крик, человеческий крик.
Когда одиночество комом подкатит под горло, под горло,
И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадет, в обрыв упадет,
Крик этот о помощи эхо подхватит, подхватит проворно,
Усилит и бережно - в руки своих - донесет.
Должно быть нелюди, напившись дурмана и зелья, и зелья,
Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп,
Топот и храп,
Пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье,
И эхо связали, и в рот ему всунули кляп.
Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха, потеха,
И эхо топтали, но звука никто не слыхал, никто не слыхал...
К утру расстреляли притихшее горное, горное эхо,
И брызнули слезы, как камни, из раненых скал...
И брызнули камни, как слезы, из раненых скал... In the quiet of the pass, where the cliffs winds no obstacle, hindrance,
On the steep slopes of these, what no one has penetrated, no one entered,
Lived happily ever cheerful mountain mountain echo.
It responds to a cry, a human cry.
When loneliness clod rolled under his throat, a throat
And muffled groan hardly audible in open fall, fall in the open,
Cry for help echo the pick up, pick up quickly,
Effort and care - in their hands - will carry.
It must be bad people, drunk intoxication and potions and potions,
To not heard anyone loud stomping and snorting,
Stomp and snoring,
They came to kill, obezzvuchit living, living Gorge
And the echo tied and stuck it in his mouth gag.
All night continued bloody wicked fun, fun,
And the echo trampled, but no one heard a sound, no one heard ...
By morning shot the silent mountain, the mountain echo
And tears gushed as stones, rocks of the wounded ...
And the stones gushed tears of wounded rocks ... Смотрите также: | |
