The Calls
by Wilfred Owen
A dismal fog-hoarse siren howls at dawn.
I watch the man it calls for, pushed and drawn
Backwards and forwards, helpless as a pawn.
But I'm lazy, and his work's crazy.
Quick treble bells begin at nine o'clock,
Scuttling the schoolboy pulling up his sock,
Scaring the late girl in the inky frock.
I must be crazy; I learn from the daisy.
Stern bells annoy the rooks and doves at ten.
I watch the verger close the doors, and when
I hear the organ moan the first amen,
Sing my religion's-same as pigeons'.
A blatant bugle tears my afternoons.
Out clump the clumsy Tommies by platoons,
Trying to keep in step with rag-time tunes,
But I sit still; I've done my drill.
Gongs hum and buzz like saucepan-lids at dusk,
I see a food-hog whet his gold-filled tusk
To eat less bread, and more luxurious rusk.
Then sometimes late at night my window bumps
From gunnery-practice, till my small heart thumps
And listens for the shell-shrieks and the crumps,
But that's not all.
For leaning out last midnight on my sill
I heard the sighs of men, that have no skill
To speak of their distress, no, nor the will!
A voice I know. And this time I must go. The Calls
Уилфред Оуэн
Мрачное туман-хриплым воет сирена на рассвете.
Я наблюдаю за человеком он призывает, ушедшая и составленное
Взад и вперед, беспомощный, как пешки.
Но я ленивый, и его работа сходит с ума.
Быстрый высоких частот колокола начинаются в девять часов,
Затопление школьником подтягивания его носок,
Scaring позднюю девушка в чернильную платье.
Я должен быть сумасшедшим; Я изучаю из ромашки.
Кормовые колокола раздражают грачей и голубей в десять.
Я смотрю служитель закрыть двери, и когда
Я слышал орган стонать первые аминь,
Пойте мои religion's-же, как голуби ».
Вопиющий горн слезы мои после обеда.
Из комок неуклюжие томми на взводы,
Пытаясь идти в ногу с тряпичной времени мелодии,
Но я до сих пор сижу; Я сделал мою дрель.
Гонги гул и жужжание, как кастрюль-крышками в сумерках,
Я вижу пищевой боров подогреть его позолоченной бивень
Для того, чтобы есть меньше хлеба, и более роскошный сухарь.
Потом иногда поздно ночью мое окно бугорки
От артиллериста-практики, до моих маленьких бухает сердца
И прослушивает кожухотрубных визгом и crumps,
Но это не все.
Для высунувшись последнюю полночь на моем подоконнике
Я слышал вздохи людей, которые не имеют навыков
Для того, чтобы говорить об их бедственном положении, нет, ни воли!
Голос я знаю. И на этот раз я должен идти. Смотрите также: | |
