Этот секрет Ганнибал хранил в себе так долго, что на мгновение ему показалось, что он физически не сможет ответить. Во рту внезапно пересохло, а язык стал неповоротливым и тяжелым. Ганнибал сделал глоток воды из бутылки, плотно закрутил колпачок и лишь потом заговорил:
- Это почти экстатическое ощущение, в дионисийском понимании этого слова. Физически процесс требует приложения максимальных возможностей моего тела и предельной сосредоточенности разума - такое полное погружение я иногда ощущал при проведении хирургических операций или терапевтических сессий с тобой. Наиболее захватывающий опыт всей моей жизни.
Высказываясь так открыто, Ганнибал ощущал легкое беспокойство - словно каким-то образом, произнося это вслух, принижал истинную суть происходящего. Возможно, это было платой за попытку облечь в слова то, о чем не следовало говорить.
-Ты только что поставил на один уровень разговор со мной и убийство?
-Сожалею, если такое сравнение оскорбляет твои чувства.
-Нет, это… Нормально, я полагаю, - Уилл стянул очки с переносицы, чтобы протереть стекла. – Знаешь, почему я спрашиваю тебя обо всем этом?
-Думаю, любопытство. Уникальный и единственный в своем роде шанс.
-Частично. Но не только, - Уилл надел очки, нервно потер пальцем нос, откинул назад лезущие в глаза волосы. – Собираюсь сказать нечто такое, что круто изменит твое мнение обо мне к худшему.
-Не думаю, что это возможно.
-Знаешь, какое самое яркое впечатление осталось у меня от убийства Гаррета Джейкоба Хоббса? Не то, что я все-таки выстрелил в него. И не то, как я пытался зажимать рану Абигейл, не давая ей истечь кровью. И даже не то, что он сказал мне перед смертью.
-Что же тогда?
-Твои слова, когда ты говорил мне, что Бог чувствовал силу и власть, обрушивая на головы тридцати четырех своих последователей крышу церкви. Твои слова и ты сам. И я уверен, что ты, вспоминая об убийствах всех этих людей, отныне будешь думать в первую очередь не о том, как здорово себя чувствовал, лишая их жизни, - ты будешь думать обо мне. И только обо мне.
Уилл был прав – Ганнибал увидел и прочувствовал это мгновенно.
-Если ты думаешь, что это заставит меня остановиться…
-Ничего подобного. Просто хочу укорениться в твоем сознании так же глубоко, как ты в моем.
Захлестнувшее Ганнибала чувство могло в равной степени оказаться как гневом, так и жаждой обладания, но, чем бы это ни было, оно требовало немедленного выхода.
-Не думаю, что ты знаешь, о чем просишь. Я уже говорил, что часто представляю, как ты совершаешь убийство. В подробностях вижу, как ты вспарываешь живот и погружаешь руки глубоко в тело, как они становятся липкими и алыми от чужой крови. Одна из моих любимых фантазий - как я слизываю эту кровь с твоих пальцев. Поверь, тебе не захочется укореняться в моем сознании.
Уилл промолчал, но стиснул руль так, что побелели костяшки пальцев.
-Мне ждать истерики и слез? – поинтересовался Ганнибал.
-Ты заставляешь меня жалеть, что я тебя не убил, - голос Уилла звучал хрипло и задушено, а глаза не отрывались от мелькавшей впереди ленты дороги.
Ганнибал не знал, были ли эти слова правдой, манипуляцией, или тем и другим. Он знал только, что эта картина навсегда запечатлеется в дворце его памяти до малейших деталей – руки Уилла, сжимающие руль, полутемный салон автомобиля, смешанный запах вяленого мяса и колы и убегающее назад шоссе, выхваченное из тьмы светом фар.
