Дорогой Карл Двенадцатый, сражение под Полтавой,
слава Богу, проиграно. Как говорил картавый,
время покажет – кузькину мать, руины,
кости посмертной радости с привкусом Украины.
То не зелено-квитный, траченый изотопом,
– жовто-блакитный реет над Конотопом,
скроенный из холста: знать, припасла Канада –
даром, что без креста: но хохлам не надо.
Гой ты, рушник-карбованец, семечки в потной жмене!
Не нам, кацапам, их обвинять в измене.
Сами под образами семьдесят лет в Рязани
с залитыми глазами жили, как при Тарзане.
Скажем им, звонкой матерью паузы метя, строго:
скатертью вам, хохлы, и рушником дорога.
Ступайте от нас в жупане, не говоря в мундире,
по адресу на три буквы, на стороны все четыре .
Пусть теперь в мазанке хором Гансы
с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.
Как в петлю лезть, так сообща, путь выбирая в чаще,
а курицу из борща грызть в одиночку слаще?
Прощевайте, хохлы! Пожили вместе, хватит.
Плюнуть, что ли, в Днипро: может, он вспять покатит,
брезгуя гордо нами, как оскомой, битком набиты
отторгнутыми углами и вековой обидой.
Не поминайте лихом! Вашего неба, хлеба
нам – подавись мы жмыхом и потолком – не треба.
Нечего портить кровь, рвать на груди одежду.
Кончилась, знать, любовь, коли была промежду.
Что ковыряться зря в рваных корнях глаголом!
Вас родила земля: грунт, чернозем с подзолом.
Полно качать права, шить нам одно, другое.
Эта земля не дает вам, кавунам, покоя.
Ой-да левада-степь, краля, баштан, вареник.
Больше, поди, теряли: больше людей, чем денег.
Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза,
Нет на нее указа ждать до другого раза.
С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи!
Только когда придет и вам помирать, бугаи,
будете вы хрипеть, царапая край матраса,
строчки из Александра, а не брехню Тараса. Dear Charles the Twelfth, the battle at Poltava,
thank God, lost. In the words of burr,
time will tell - gruel, ruins,
bone posthumous joy with a touch of Ukraine.
That is not greenish-kvitny, moth-isotope
- Yellow-Blakytny hovers over Konotop,
cut from the canvas: to know in store Canada -
nothing, that without the cross: Khokhlov but not necessary.
you Goy, towel-karbovanets, seeds in sweaty Zhmenya!
Not us, Katsap, accusing them of treason.
Themselves under the icons seventy years in Ryazan
flooded with eyes lived, as in Tarzana.
Say to them, sounding pause mother metya strictly:
tablecloth you, Ukrainians, and a towel road.
Go away from us in the County, not to mention in a uniform,
at three letters on all four sides.
Suppose now that in a mud hut in unison Hans
lyahami to put you on the four dice, heathens.
How to climb into the loop, so together, choosing the path most often,
and chicken from borscht to gnaw alone sweeter?
Proschevayte, Ukrainians! We lived together enough.
To spit or something, in the Dnipro: maybe he rolled backwards,
proudly disdaining us as oskomoy, jam-packed
cut off angles and the age-old resentment.
Do not think badly of me! Your sky, bread
us - we choke on cake and ceiling - is not required.
Nothing to spoil the blood, tear clothes chest.
Concha, to know, love, if was promezhdu.
What poking around in vain in torn roots of the verb!
You gave birth to the earth: soil, black soil with podzol.
Full swing right, we sew one another.
This land does not give you Kavun, rest.
Oh, yes Levada steppe, stole, Bashtan, dumpling.
More, I suppose, lost: more people than money.
Somehow interrupted. As for the tears from his eyes,
Out of her decree to wait until another time.
With God, eagles, Cossacks, Hetman, the guard!
Only when he comes and you die, bulls,
you will wheeze, scratching the edge of the mattress,
lines from Alexander, not nonsense Taras. Смотрите также: | |
