1
 Голубой саксонский лес
 Снега битого фарфор.
 Мир бесцветен, мир белес,
 точно извести раствор.
 Ты, в коричневом пальто,
 я, исчадье распродаж.
 Ты -- никто, и я -- никто.
 Вместе мы -- почти пейзаж.
 2
 Белых склонов тишь да гладь.
 Стук в долине молотка.
 Склонность гор к подножью дать
 может кровли городка.
 Горный пик, доступный снам,
 фотопленке, свалке туч.
 Склонность гор к подножью, к нам,
 суть изнанка ихних круч.
 3
 На ночь снятое плато.
 Трепыханье фитиля.
 Ты -- никто, и я -- никто:
 дыма мертвая петля.
 В туче прячась, бродит Бог,
 ноготь месяца грызя.
 Как пейзажу с места вбок,
 нам с ума сойти нельзя.
 4
 Голубой саксонский лес.
 К взгляду в зеркало и вдаль
 потерявший интерес
 глаза серого хрусталь.
 Горный воздух, чье стекло
 вздох неведомо о чем
 разбивает, как ракло,
 углекислым кирпичом.
 5
 Мы с тобой -- никто, ничто.
 Эти горы -- наших фраз
 эхо, выросшее в сто,
 двести, триста тысяч раз.
 Снизит речь до хрипоты,
 уподобить не впервой
 наши ребра и хребты
 ихней ломаной кривой.
 6
 Чем объятие плотней,
 тем пространства сзади -- гор,
 склонов, складок, простыней --
 больше, времени в укор.
 Но и маятника шаг
 вне пространства завести
 тоже в силах, как большак,
 дальше мяса на кости.
 7
 Голубой саксонский лес.
 Мир зазубрен, ощутив,
 что материи в обрез.
 Это -- местный лейтмотив.
 Дальше -- только кислород:
 в тело вхожая кутья
 через ноздри, через рот.
 Вкус и цвет -- небытия.
 8
 Чем мы дышим -- то мы есть,
 что мы топчем -- в том нам гнить.
 Данный вид суть, в нашу честь,
 их отказ соединить.
 Это -- край земли. Конец
 геологии; предел.
 Место точно под венец
 в воздух вытолкнутых тел.
 9
 В этом смысле мы -- чета,
 в вышних слаженный союз.
 Ниже -- явно ни черта.
 Я взглянуть туда боюсь.
 Крепче в локоть мне вцепись,
 побеждая страстью власть
 тяготенья -- шанса, ввысь
 заглядевшись, вниз упасть.
 10
 Голубой саксонский лес.
 Мир, следящий зорче птиц
 -- Гулливер и Геркулес --
 за ужимками частиц.
 Сумма двух распадов, мы
 можем дать взамен числа
 абажур без бахромы,
 стук по комнате мосла.
 11
 "Тук-тук-тук" стучит нога
 на ходу в сосновый пол.
 Горы прячут, как снега,
 в цвете собственный глагол.
 Чем хорош отвесный склон,
 что, раздевшись догола,
 все же -- неодушевлен;
 то же самое -- скала.
 12
 В этом мире страшных форм
 наше дело -- сторона.
 Мы для них -- подножный корм,
 многоточье, два зерна.
 Чья невзрачность, в свой черед,
 лучше мышцы и костей
 нас удерживает от
 двух взаимных пропастей.
 13
 Голубой саксонский лес.
 Близость зрения к лицу.
 Гладь щеки -- противовес
 клеток ихнему концу.
 Взгляд, прикованный к чертам,
 освещенным и в тени, --
 продолженье клеток там,
 где кончаются они.
 14
 Не любви, но смысла скул,
 дуг надбровных, звука "ах"
 добиваются -- сквозь гул
 крови собственной -- в горах.
 Против них, что я, что ты,
 оба будучи черны,
 ихним снегом на черты
 наших лиц обречены.
 15
 Нас других не будет! Ни
 здесь, ни там, где все равны.
 Оттого-то наши дни
 в этом месте сочтены.
 Чем отчетливей в упор
 профиль, пористость, анфас,
 тем естественней отбор
 напрочь времени у нас.
 16
 Голубой саксонский лес.
 Грез базальтовых родня.
 Мир без будущего, без
 -- проще -- завтрашнего дня.
 Мы с тобой никто, ничто.
 Сумма лиц, мое с твоим,
 очерк чей и через сто
 тысяч лет неповторим.
 17
 Нас других не будет! Ночь,
 струйка дыма над трубой.
 Утром нам отсюда прочь,
 вниз, с закушенной губой.
 Сумма двух распадов, с двух
 жизней сдача -- я и ты.
 Миллиарды снежных мух
 не спасут от нищеты.
 18
 Нам цена -- базарный грош!
 Козырная двойка треф!
 Я умру, и ты умрешь.
 В нас течет одна пся крев.
 Кто на этот грош, как тать,
 точит зуб из-за угла?
 Сон, разжав нас, может дать
 только решку и орла.
 19
 Голубой саксонский лес.
 Наста лунного наждак.
 Неподвижности прогресс,
 то есть -- ходиков тик-так.
 Снятой комнаты квадрат.
 Покрывало из холста.
 Геометрия утрат,
 как безумие, проста.
 20
 То не ангел пролетел,
 прошептавши: "виноват".
 То не бдение двух тел.
 То две лампы в тыщу ватт
 ночью, мира на краю,
 раскаляясь добела --
 жизнь моя на жизнь твою
 насмотреться не могла.
 21
 Сохрани на черный день,
 каждой свойственный судьбе,
 этих мыслей дребедень
 обо мне и о себе.
 Вычесть временное из
 постоянного нельзя,
 как обвалом верх и низ
 перепутать не грозя.