Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.
Расцвели и опали... Проходит четвертая осень.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
нам досталась на долю нелегкая участь солдат.
У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя -
только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны,
все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,
что отцами-солдатами будут гордится сыны.
Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.
Кто вернется - долюбит? Нет! Сердца на это не хватит,
и не надо погибшим, чтоб живые любили за них.
Нет мужчины в семье - нет детей, нет хозяина в хате.
Разве горю такому помогут рыданья живых?
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,
Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели
приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.
Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
эту взятую с боем суровую правду солдат.
И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,-
это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.
...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой,
все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
пусть нами пива наварят и мяса нажарят к обеду,
чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.
Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем -
все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя. We do not need to feel sorry, because we had not spared anyone.
We have before our battalion commander, as the Lord God, pure.
In the living poryzheli blood and clay overcoat,
on the graves of the dead bloom blue flowers.
Flourished and fallen down ... It takes a fourth autumn.
Our mothers are crying, and peers in silence sad.
We did not know love, we do not tasted happiness crafts
we got difficult to share the fate of the soldiers.
At the same age nor my verses, nor love, nor peace -
Only the power of envy. And when we come back from the war,
All dolyubim full and write, the same age as such,
that the founding fathers of the soldiers will be proud of the children.
Well, who does not return? To dolyubit not have to?
Well, who at forty-first first bullet struck?
Sobbed as old as the mother on the verge of clogged -
at the same age nor my poems, no peace, no wives.
Who will return - dolyubit? No! Heart this is not enough,
and not have died, to live love for them.
There are no men in the family - no children, no master in the house.
Did this help sobbing grief alive?
We do not need to feel sorry, because we had not spared anyone.
Who went on the attack who shared his last piece,
He understands this truth - she said to us in the trenches and slots
I come bet grouchy, hoarse bass.
Let remember live and let generations know
taken to fight this harsh truth soldiers.
And your bones and deadly wound sequentially,
and tombs over the Volga, where thousands of young lie -
This is our destiny, that with it we swore and sang,
They rose to the attack and tore bridges over the Bug.
... We do not need to feel sorry, because we had not spared anyone,
We have before our Russia and in difficult times clean.
And when we come back - and we will return with a victory,
all as devils, stubborn people, tenacious and angry -
Let Us Beer Navara and fry the meat for dinner,
to legged oak everywhere laden tables.
We worship at the feet of mother tormented people
mothers and girlfriends kiss each other that waited loving.
That's when we get back and win with their bayonets' s get -
All dolyubim, coeval, and find a job for yourself. | |
