Жизнь — без начала и конца. 
Нас всех подстерегает случай. 
Над нами — сумрак неминучий, 
Иль ясность божьего лица. 
Но ты, художник, твердо веруй 
В начала и концы. Ты знай, 
Где стерегут нас ад и рай. 
Тебе дано бесстрастной мерой 
Измерить все, что видишь ты. 
Твой взгляд — да будет тверд и ясен. 
Сотри случайные черты — 
И ты увидишь: мир прекрасен. 
Познай, где свет, — поймешь, где тьма. 
Пускай же все пройдет неспешно, 
Что в мире свято, что в нем грешно, 
Сквозь жар души, сквозь хлад ума. 
Так Зигфрид правит меч над горном: 
То в красный уголь обратит, 
То быстро в воду погрузит — 
И зашипит, и станет черным 
Любимцу вверенный клинок... 
Удар — он блещет, Нотунг верный, 
И Миме, карлик лицемерный, 
В смятеньи падает у ног! 
Кто меч скует? — Не знавший страха. 
А я беспомощен и слаб, 
Как все, как вы, — лишь умный раб, 
Из глины созданный и праха, — 
И мир — он страшен для меня. 
Герой уж не разит свободно, — 
Его рука — в руке народной, 
Стоит над миром столб огня, 
И в каждом сердце, в мысли каждой 
Свой произвол и свой закон... 
Над всей Европою дракон, 
Разинув пасть, томится жаждой... 
Кто нанесет ему удар?.. 
Не ведаем: над нашим станом, 
Как встарь, повита даль туманом, 
И пахнет гарью. Там — пожар. 
Но песня — песнью все пребудет, 
В толпе все кто-нибудь поет. 
Вот — голову его на блюде 
Царю плясунья подает; 
Там — он на эшафоте черном 
Слагает голову свою; 
Здесь — именем клеймят позорным 
Его стихи... И я пою, — 
Но не за вами суд последний, 
Не вам замкнуть мои уста! 
Пусть церковь темная пуста, 
Пусть пастырь спит; я до обедни 
Пройду росистую межу, 
Ключ ржавый поверну в затворе 
И в алом от зари притворе 
Свою обедню отслужу. 
Ты, поразившая Денницу, 
Благослови на здешний путь! 
Позволь хоть малую страницу 
Из книги жизни повернуть. 
Дай мне неспешно и нелживо 
Поведать пред Лицом Твоим 
О том, что мы в себе таим, 
О том, что в здешнем мире живо, 
О том, как зреет гнев в сердцах, 
И с гневом — юность и свобода, 
Как в каждом дышит дух народа. 
Сыны отражены в отцах: 
Коротенький обрывок рода — 
Два-три звена, — и уж ясны 
Заветы темной старины: 
Созрела новая порода, — 
Угль превращается в алмаз. 
Он, под киркой трудолюбивой, 
Восстав из недр неторопливо, 
Предстанет — миру напоказ! 
Так бей, не знай отдохновенья, 
Пусть жила жизни глубока: 
Алмаз горит издалека — 
Дроби, мой гневный ямб, каменья!