Ну давай, милая, сумела дойти до дома,
Я тебя поздравляю с этим весьма,
Говорите, за окнами пятница?
Да какая уж разница. Кома.
Хроническая затянувшаяся кома.
И бесконечная белизна.
Свари себе чашку кофе, все равно ночка будет без сна;
Как же хорошо, что ты сегодня одна,
И квартира твоя пуста.
Тогда знаешь, а к черту кофе.
Есть хорошая бутылочка вискаря.
С нею, быть может, не надолго станут тише
Звуки за окнами и сама тишина,
И в самозабвении система нервная высчитает,
Что еще не настолько поражена.
Так проходит час, другой; и наступает, медленно, третий.
Кажется, уложив город весь спать.
Ну, почти. Там еще миллионеров дети,
Думают, в каком месте VIP столик им заказать.
Ты, тем самым, едва поднимаешься с пола,
На котором все это время сидела без слов.
Наблюдая затяжную метель,
Цедя виски чистым, без льда и колы,
Ты встаешь и шатаясь идешь в постель.
И навзничь падаешь изнуренная.
Смиренно, как самоубийцы с мостов.
Ты чувствуешь запах железа коленого ?
Ты слышишь звоны оков ?
Ты слышишь.
Потому как начинается то, от чего ни спасают врачи.
Страшно? Ты еле дышишь.
В квартиру вошли палачи.
И ты в ужасе.
Знаешь, что нужно скорее бегством отсюда спасаться,
Но тело, словно не твое, тебя не слышит.
И этот белый потолок вдруг начинает спускаться,
Открываются окна сами; и ветер шторы колышет.
Концентрация силы воли шкалит:
Тело - вата; и это не изменить никак,
И ты знаешь, что живой они тебя не оставят.
И только слезы скупые стекают во мрак.
А шаги палачей тем временем громче и ближе,
И доносится хриплая песнь из за стены:
"Смерть всему. Я весь мир ненавижу!
Мы посланники Сатаны."
Вот вошли они. И становится мира мало.
Лица их, обожженные в пепелище столетия назад,
Со зловонным запахом и цветом коралла,
К тебе наклоняются ниже и прямо в глаза глядят.
И руки их мерзкие с гнилыми ногтями
Лезут в рот к тебе и достают наружу язык,
И протыкают его гвоздями.
И один палач у другого вырывает кадык.
И кладет его в твои руки нежные,
И ты чувствуешь крови тепло на своих руках,
А другой тем самым сдирает с тебя одежду,
А другой ломает пальцы на нежных твоих ногах.
А еще один одним взмахом плетки
Оставляет навечно след на коже твоего живота,
И от боли нейдет воздух в легкие,
А только кругом идет голова.
И еще один взмах, и еще один след.
И еще, и еще - и не счесть.
И ты шепчешь слова из прочтенных тобою вед,
Но не видишь присутствие святости здесь.
И приходят еще палачи, вносят в комнату дыбу,
И без всяких сомнений начинается ад,
И ты воешь от боли; от растяжек и перегибов,
Все суставы отныне глядят назад.
И ты шепчешь: " Прошу вас, скорее,
Испустите мой дух и позвольте увидеть брахман",
А тем временем веки становятся все тяжелее,
Но все легче путь к облакам.
И кажется, что уж хуже? Куда уж дальше?
Дальше можно. И в одежде Марии Святой
С шумом в комнату врывается Банши
И лицо твое трет кислотой.
И сгорают ресницы и щеки, губы,
А старуха берется так радостно хохотать,
И палач выдирает все твои зубы,
А другой начинает кожу твою сдирать.
Кожу сдирать... Вопиющие адовы муки!
Тело в лихорадочном мандраже так и бьет.
Твои оры не походят на человека звуки,
А палач все поет, и поет, и поет...
Боль сия адова переходит границы сущего,
Тело рвет на части, но уже изнутри,
И в кровавой пелене видишь ты Всемогущего.
Он шепчет тебе: "Я терпел. Ты терпи".
И еще, и еще, и еще - и не счесть...
Тишина. И ты открываешь глаза.
И часы в гостиной бьют ровно шесть.
А ты лежишь на кровати в одежде, одна.
И безумно болит голова.
Поднимаешься, ноги сводит.
От чего то открыто окно.
Вот же утро какое сегодня!
Вот же сон, о таком и не снимут кино!
Зеркало капризно, ревнуя тебе рисует
Очертания прекрасного юного тела анфас...
Ты улыбаешься. Осадок минует.
И снимаешь от счастья рубашку ты в раз.
И так же в раз пропадает улыбка и Come on, honey, managed to reach the house,
I congratulate you with this very,
Say, for windows Friday?
Yes, what a difference too. Coma.
Chronic prolonged coma.
And endless white.
Making yourself a cup of coffee, still is night is without sleep;
How good that you alone today,
And your apartment is empty.
Then, you know, and to hell with coffee.
There is a good bottle viskarya.
With it, maybe not for long will be quieter
Sounds outside the windows and the very silence,
And self-oblivion in the nervous system will calculate,
What is not so impressed.
So goes an hour or two; and comes slowly, and the third.
It seems, after putting to bed the whole city.
Almost. There's millionaires children
Think, where they order a VIP table.
You, thus, barely up from the floor,
Where all this time sat without a word.
Watching a prolonged snowstorm
Tsedya whiskey clean and free of ice and cola,
You get up and go to bed staggering.
And falling on his back exhausted.
Humbly as suicides from bridges.
You smell of iron knees?
You hear ringing shackles?
Do you hear.
Because it starts from whatever save doctors.
Fearfully? You could barely breathe.
The apartment includes butchers.
And you're terrified.
You know what you need to be rescued soon fled away,
But the body, if not yours, you can not hear.
And this white ceiling suddenly starts to go down,
Opening windows themselves; and the wind rustles the curtains.
The concentration of forces will scale:
The body - vata; and it does not change in any way,
And you know that you live, they will not leave.
Only scanty tears flow down into the darkness.
And steps executioners meanwhile louder and closer,
And heard raucous song of the walls:
& quot; death to all. I hate the whole world!
We are messengers of Satan. & Quot;
Here they came. And the world becomes a little.
Their faces, burnt to ashes a century ago,
With fetid odor and color of coral,
To you bend lower and right in the eyes look.
And their hands filthy rotten nails
Climb into your mouth for you and pulls out tongue
And pierced his nails.
And one another executioner pulls the Adam's apple.
And puts it in your hands soft,
And you feel the warmth of blood on his hands,
And thus another rip off your clothes,
And the other one breaks your fingers on delicate legs.
And another one stroke lashes
Leaves forever mark on the skin of your abdomen,
And pain he coming from the air into the lungs,
And just going round the head.
Another stroke, and the one trail.
And yet, and yet - not considered.
And you whisper words of thee from reading the Vedas,
But you can not see the presence of holiness here.
And come even executioners make the room rack,
And without a doubt begins hell
And you howl in pain; of stretching and bending,
All joints are now looking back.
And you whisper: & quot; I ask you, rather,
Emit my spirit and let's see Brahmin & quot ;,
Meanwhile, the eyelids getting heavier,
But all the easier way to clouds.
And it seems that much worse? What could be next?
Then you can. And St. Mary's clothes
With noise bursts into the room Banshee
And your face t acid.
And burnt eyelashes and cheeks, lips,
But the old woman is taken so happy to laugh,
And the executioner tears out all your teeth,
And the other one starts to rip off your skin.
The skin is a rip off ... Flagrant flour hell!
The body of a frenetic jitters and effort.
Your Orae not like human sounds,
And the executioner all singing and singing and singing ...
And this pain of hell transcends everything,
The body part tearing, but inside,
And in a bloody shroud do you see the Almighty.
He whispers to you: & quot; I have suffered. You be patient & quot ;.
And yet, and yet, and yet - and do not count ...
Silence. And you open your eyes.
And the clock in the living room are hitting just six.
And you're lying on the bed in the clothes alone.
And crazy headache.
Ups, leg drives.
From what the window is open.
That same morning some today!
That same dream, about this and will not remove a movie!
Mirror capricious, jealous of you draws
Outlines of a beautiful young body full face ...
You are smiling. The residue was passed.
And shoot with happiness shirt you in time.
And just in time, and the smile disappears Смотрите также: | |
