Jules Verne
Voyage Au Centre De La Terre
I
Le 24 mai 1863, un dimanche, mon oncle, le professeur Lidenbrock, revint précipitamment vers sa petite maison située au numéro 19 de Königstrasse, l’une des plus anciennes rues du vieux quartier de Hambourg.
La bonne Marthe dut se croire fort en retard, car le dîner commençait à peine à chanter sur le fourneau de la cuisine.
«Bon, me dis-je, s’il a faim, mon oncle, qui est le plus impatient des hommes, va pousser des cris de détresse.
– Déjà M. Lidenbrock! s’écria la bonne Marthe stupéfaite, en entrebâillant la porte de la salle à manger.
– Oui, Marthe; mais le dîner a le droit de ne point être cuit, car il n’est pas deux heures. La demie vient à peine de sonner à Saint-Michel.
– Alors pourquoi M. Lidenbrock rentre-t-il?
– Il nous le dira vraisemblablement.
– Le voilà! je me sauve, monsieur Axel, vous lui ferez entendre raison.»
Et la bonne Marthe regagna son laboratoire culinaire.
Je restai seul. Mais de faire entendre raison au plus irascible des professeurs, c’est ce que mon caractère un peu indécis ne me permettait pas. Aussi je me préparais à regagner prudemment ma petite chambre du haut, quand la porte de la rue cria sur ses gonds; de grands pieds firent craquer l’escalier de bois, et le maître de la maison, traversant la salle à manger, se précipita aussitôt dans son cabinet de travail.
Mais, pendant ce rapide passage, il avait jeté dans un coin sa canne à tête de casse-noisettes, sur la table son large chapeau à poils rebroussés, et à son neveu ces paroles retentissantes:
«Axel, suis-moi!»
Je n’avais pas eu le temps de bouger que le professeur me criait déjà avec un vif accent d’impatience:
«Eh bien! tu n’es pas encore ici?»
Je m’élançai dans le cabinet de mon redoutable maître.
Otto Lidenbrock n’était pas un méchant homme, j’en conviens volontiers; mais, à moins de changements improbables, il mourra dans la peau d’un terrible original.
Il était professeur au Johannaeum, et faisait un cours de minéralogie pendant lequel il se mettait régulièrement en colère une fois ou deux. Non point qu’il se préoccupât d’avoir des élèves assidus à ses leçons, ni du degré d’attention qu’ils lui accordaient, ni du succès qu’ils pouvaient obtenir par la suite; ces détails ne l’inquiétaient guère. Il professait «subjectivement», suivant une expression de la philosophie allemande, pour lui et non pour les autres. C’était un savant égoïste, un puits de science dont la poulie grinçait quand on en voulait tirer quelque chose: en un mot, un avare.
Il y a quelques professeurs de ce genre en Allemagne.
Mon oncle, malheureusement, ne jouissait pas d’une extrême facilité de prononciation, sinon dans l’intimité, au moins quand il parlait en public, et c’est un défaut regrettable chez un orateur. En effet, dans ses démonstrations au Johannaeum, souvent le professeur s’arrêtait court; il luttait contre un mot récalcitrant qui ne voulait pas glisser entre ses lèvres, un de ces mots qui résistent, se gonflent et finissent par sortir sous la forme peu scientifique d’un juron. De là, grande colère.
Or, il y a en minéralogie bien des dénominations semi-grecques, semi-latines, difficiles à prononcer, de ces rudes appellations qui écorcheraient les lèvres d’un poète. Je ne veux pas dire du mal de cette science. Loin de moi. Mais lorsqu’on se trouve en présence des cristallisations rhomboédriques, des résines rétinasphaltes, des ghélénites, des fangasites, des molybdates de plomb, des tungstates de manganèse et des titania Жюль Верн Путешествие к центру Земли
Иллинойс
24 мая 1863 года, в воскресенье, дяди, профессора Liedenbrock, поспешно вернулся в свою маленькую дома, расположенного под номером 19 Königstrasse, один из самых старых улиц старого города Гамбурга.
Хорошая Марта должен был верить далеко позади, потому что ужин был только начинает петь на кухонной плите.
"Ну, я сказал себе, если голоден, мой дядя, который является самым нетерпеливым мужчин, будет толкать крики бедствия.
- Г-н Lidenbrock Уже! воскликнул хороший Марта ошеломлена наклона дверь столовой.
- Да, Марта; но ужин имеет право не быть приготовленный, потому что это не два часа. Половина только прозвучало из Сен-Мишель.
- Так почему г-н Lidenbrock он возвращается?
- Он, наверное, скажет нам.
- Там он есть! Я спас г Аксель, вы будете делать ему увидеть причину ".
И хорошая Марта вернулся в свою кулинарную лабораторию.
Я остался один. Но почему в вспыльчивого факультета является то, что моя несколько определились характер не позволяют мне. Как я готов смело вернуть мою маленькую комнату в верхней, когда на улице скрипнула дверь на петлях; большие ноги, сделанные деревянные лестницы скрипят, и хозяин дома, через столовую, сразу же бросились в кабинет.
Но во время этого краткого отрывка, он бросил в угол трость с щипцы для орехов голову на стол своими широкими пушистый шляпе rebroussés, и его племянника эти мелодии слова:
"Аксель, следуйте за мной!"
У меня не было времени, чтобы двигаться профессор уже кричала на меня с ярким акцентом нетерпения:
"Ну! не вы все еще здесь? "
Я бросился в кабинет моего ужасного хозяина.
Отто Lidenbrock не был плохим человеком, я с готовностью соглашаются; но если невероятных изменений, он не умрет в коже страшной оригинала.
Он был профессором в Johannæum и сделал минералогия курс, в течение которого он будет регулярно сердиться один или два раза. Не то, чтобы он, что préoccupât усердные студенты его уроков, или степени внимания они был предоставлен ему, ни успех, они могли бы получить в дальнейшем; эти детали мало беспокоило. Он исповедовал "субъективно", в соответствии с выражением немецкой философии для себя, а не для других. Это был умный эгоист, кладезь, который шкив скрипнула, когда мы хотели получить что-то, одним словом, скупой.
Есть некоторые учителя такого рода в Германии.
Дядя, к сожалению, не пользуется крайнюю простоту произношения, если не в частном порядке, по крайней мере, когда речь идет в общественных местах, и это прискорбно дефект в оратора. В самом деле, в своих демонстрациях Johannæum часто профессор остановился; он боролся против непокорных слова, которые не проскальзывать между губами, одно из тех слов, которые противостоят, набухать и в конечном итоге выйти в ненаучной форме присяги. Оттуда, очень зол.
Тем не менее, есть полу-греческий имена многих минералогия, полу-латыни, жесткие произносится, эти суровые имена, которые écorcheraient губы поэта. Я не хочу говорить плохо о данной науки. Далеко от меня. Но когда он находится в присутствии ромбоэдрической кристаллизации из rétinasphaltes смол, ghélénites, в fangasites, свинца молибдатов, вольфраматы марганца и титана Смотрите также: | |
