Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывет в тоске необъяснимой
пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывет в тоске необъяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необъяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой,
пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый Год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не объясняя.
Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних,
и пахнет сладкою халвою;
ночной пирог несет сочельник
над головою.
Твой Новый Год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
1961 Floats in inexplicable anguish
among brick hurt therewith;
Night boat Inextinguishable
from the Alexander Garden,
Night flashlight unsociable,
the rose-like yellow,
over the head of their favorite,
at the feet of passers-by.
Floats in inexplicable anguish
bee choir somnambulist, drunkards.
In the capital the night photo
sadly made foreigner
and goes to the Ordynka
taxi riders with patients,
and the dead are in an embrace
with mansions.
Floats in inexplicable anguish
singer sad for the capital,
standing at the shop kerosene
sad chubby janitor,
nondescript street in a hurry
lover of old and beautiful.
Midnight Train newlywed
swimming in anguish unexplainable.
Floating in the mist Zamoskvoretskaya,
swimmer in random misfortune,
wanders reprimanded Jewish
on a yellow staircase sad,
and from love to mirthless
the New Year, a Sunday,
floating beauty notebook,
his longing without explanation.
Floating in the eyes of a cold night,
shaking snowflakes on a car,
frosty wind, pale wind
obtyanet red palm,
and pouring honey evening lights,
and smells sweet halva;
Night cake bears Eve
overhead.
Your New Year on a dark blue
amid a wave of the sea City
swimming in anguish unexplainable,
as if life starts again,
It seemed to be light and glory,
good day, and plenty of bread,
as if life will swing to the right,
swaying left.
1961 | |
