Stave 1: Marley's Ghost
Marley was dead: to begin with. There is no doubt whatever about that. The register of his burial was signed by the clergyman, the clerk, the undertaker, and the chief mourner. Scrooge signed it: and Scrooge's name was good upon 'Change, for anything he chose to put his hand to. Old Marley was as dead as a door-nail.
Mind! I don't mean to say that I know, of my own knowledge, what there is particularly dead about a door-nail. I might have been inclined, myself, to regard a coffin-nail as the deadest piece of ironmongery in the trade. But the wisdom of our ancestors is in the simile; and my unhallowed hands shall not disturb it, or the Country's done for. You will therefore permit me to repeat, emphatically, that Marley was as dead as a door-nail.
Scrooge knew he was dead? Of course he did. How could it be otherwise? Scrooge and he were partners for I don't know how many years. Scrooge was his sole executor, his sole administrator, his sole assign, his sole residuary legatee, his sole friend and sole mourner. And even Scrooge was not so dreadfully cut up by the sad event, but that he was an excellent man of business on the very day of the funeral, and solemnised it with an undoubted bargain.
The mention of Marley's funeral brings me back to the point I started from. There is no doubt that Marley was dead. This must be distinctly understood, or nothing wonderful can come of the story I am going to relate. If we were not perfectly convinced that Hamlet's Father died before the play began, there would be nothing more remarkable in his taking a stroll at night, in an easterly wind, upon his own ramparts, than there would be in any other middle-aged gentleman rashly turning out after dark in a breezy spot -- say Saint Paul's Churchyard for instance -- literally to astonish his son's weak mind.
Scrooge never painted out Old Marley's name. There it stood, years afterwards, above the warehouse door: Scrooge and Marley. The firm was known as Scrooge and Marley. Sometimes people new to the business called Scrooge Scrooge, and sometimes Marley, but he answered to both names: it was all the same to him.
Oh! But he was a tight-fisted hand at the grind- stone, Scrooge! a squeezing, wrenching, grasping, scraping, clutching, covetous, old sinner! Hard and sharp as flint, from which no steel had ever struck out generous fire; secret, and self-contained, and solitary as an oyster. The cold within him froze his old features, nipped his pointed nose, shriveled his cheek, stiffened his gait; made his eyes red, his thin lips blue and spoke out shrewdly in his grating voice. A frosty rime was on his head, and on his eyebrows, and his wiry chin. He carried his own low temperature always about with him; he iced his office in the dogdays; and didn't thaw it one degree at Christmas.
External heat and cold had little influence on Scrooge. No warmth could warm, no wintry weather chill him. No wind that blew was bitterer than he, no falling snow was more intent upon its purpose, no pelting rain less open to entreaty. Foul weather didn't know where to have him. The heaviest rain, and snow, and hail, and sleet, could boast of the advantage over him in only one respect. They often "came down" handsomely, and Scrooge never did.
Nobody ever stopped him in the street to say, with gladsome looks, "My dear Scrooge, how are you? When will you come to see me?" No beggars implored him to bestow a trifle, no children asked him what it was o'clock, no man or woman ever once in all his life inquired the way to such and such a place, of Scrooge. Even the blind men's dogs appeared to know him; and when they saw him coming on, would tug their owners into doorways and up courts; and then would wag their tails as though they said, "No eye at all is better than an evil eye, dark master!"
But what did Scrooge care? It was the very thing he liked. To e Посох 1: Призрак Марли
Марли был мертв: начать с. Там нет никакого сомнения по этому поводу. Регистр его погребения был подписан священнослужителя, клерком, гробовщика, и главного скорбящего. Скрудж подписал его: и имя Скруджа был хорош на «перемены, за что он решил поставить свою руку к. Старый Марли был мертв, как дверной гвоздь.
Разум! Я не хочу сказать, что я знаю, из моих собственных знаний, что там особенно мертв о дверной гвоздь. Я, возможно, был склонен, сам, чтобы рассматривать гроб гвоздь как deadest кусок скобяные в торговле. Но мудрость наших предков в сравнением; и мои грешная руки не должны нарушать его, или в стране сделано для. Таким образом, вы позволите мне повторить, решительно, что Марли был мертв, как дверной гвоздь.
Скрудж знал, что он был мертв? Конечно, он сделал. Как же может быть иначе? Скрудж и он были партнерами, ибо я не знаю, сколько лет. Скрудж был его единственным исполнителем, его единственным администратором, его единственным правопреемником, единственным его остаточную отказополучателем, его единственным другом и единственным скорбящего. И даже Скрудж был не так ужасно изрезаны печальным событием, но что он был отличным деловым человеком в тот самый день похорон и отпразднован его с несомненной сделки.
Упоминание о похоронах Марли возвращает меня к точке, я начал с. Существует никаких сомнений в том, что Марли был мертв. Это должно быть четко понимать, или ничего удивительного не может прийти истории я собираюсь рассказать. Если бы мы не были совершенно убеждены в том, что отец Гамлета умер до начала игры, то не было бы ничего более замечательным в его прогулкой в ночное время, в восточном ветре, на его собственных крепостных валов, чем было бы в любой другой джентльмен средних лет необдуманно оказываясь после наступления темноты в ветреный месте - говорят погосте святого Павла, например - в буквальном смысле изумляет слабый ум его сына.
Скрудж никогда не выписывает имя Старый Марли. Там она стояла, лет спустя, над дверью склада: Скрудж и Марли. Фирма была известна как Скрудж и Марли. Иногда люди новые для бизнеса под названием Скруджа Скруджа, а иногда и Марли, но он ответил на оба названия: это было все равно ему.
Ой! Но он был прижимистый рукой на камень, измельчения Скрудж! отжимной, мучительным, схватив, выскабливание, сжимая, лихоимцы, старый грешник! Твердые и острые, как кремень, из которого не стали никогда не вычеркнул щедрую огонь; секрет, и самодостаточным, и одинокий, как устрица. Холод внутри него заморозили свои старые черты, ущипнула его за острый нос, сморщенные его по щеке, напрягся его походку; его глаза красные, тонкие губы синие и выступали проницательно в его скрипучий голос. Морозный иней был на его голове, и на его брови, и его жилистый подбородок. Он нес свою собственную низкую температуру всегда о с ним; он замороженный свой офис в dogdays; и не разморозить его на один градус на Рождество.
Внешнее тепло и холод имел незначительное влияние на Скруджа. Нет тепло не могло согреть, ни один безрадостный погода простуде его. Никакой ветер, который дул был горше, чем он, ни один падающий снег не был больше сосредоточен на своей цели, не проливной дождь менее открыты для мольбой. Испорченная погода не знала, где у него. Самый тяжелый дождь, и снег, и град, и дождь со снегом, может похвастаться преимуществом над ним только в одном отношении. Они часто "сошёл" сторицей, и Скрудж никогда не делал.
Никто никогда не останавливал его на улице, чтобы сказать, с приветливым лицом "Мой дорогой Скрудж, как ты? Когда ты придешь ко мне?" Нет нищие не умоляли его даровать пустяк, дети не спросил его, что это было часов, ни один мужчина или женщина, хоть раз за всю свою жизнь не поинтересовался, как к такому, и такое место, Скруджа. Даже собаки слепцов, казалось, знал его; и когда они увидели, что он идет дальше, будет дергать их владельцев в подъездах и до судов; а затем будет виляют хвостом, как будто они сказали: "Нет глаз вообще не лучше, чем дурного глаза, темно-мастер!"
Но что же все равно Скрудж? Это было именно то, что он любил. Палец Смотрите также: | |
