границы хрущевок моралью обклеены
еще советской. критически безвременно,
без срока годности. у христа на погосте гости,
с радостью согласные тащить это бремя.
быть может ненамеренно, но стопки комсомолки
заплесневелой до сих пор на полке.
иголками колкими глубоко в темя,
тем, кто испокон веков был прикреплен к коробке
вашей личной, со штрихкодом привинченным.
тем, кто до безобразия нехаотичен.
и вычеркнуты безнадежные мечты публично
о том, что матрос когда-то станет мичманом.
он будет также мыть полы
на палубе свой квартиры. драить сортиры.
смотреть в окно и дожидаться пира трактирного
по пунктирам. по пунктирам.
поиграй со мной в счастье.
улетим на небеса
на модельке самолета твоего отца,
пограй со мной в счастье.
дверь на засов.
а ты просто останься и стань моим фиолетовым псом.
потом давай перечитаем байрона собрание сочинений,
мировозрение напичкаем романтикой.
и спички вставим под зрачки,
чтоб видеть только то, что видят приторно-подкожные очки.
сочки из старого прогнившего чулана выбросим
во имя бабочек, которые до сих пор на воле.
и вынесет на пирс вместе с пудами минеральной соли
маленький кусочек радости остроигольной.
вольно. можете порадоваться снова
немыслимо глобальному расшатыванию основ.
безусловно, вы столь самодовольны
в отсутствии условий для ослов.
и как бы случайно, в немытую чашку
сахара положите на ложку больше,
абаюдно с концентрацией печали.
жаль, но вы все в пакетиках изначально.
поиграй со мной в счастье.
улетим на небеса
на модельке самолета твоего отца,
пограй со мной в счастье.
дверь на засов.
а ты просто останься и стань моим фиолетовым псом.
