Он стоит у окна и слушает звуки музыки, из раскрытой форточки.
Он совсем еще мал, ничьих душ не ломал, не знает, что такое зависть.
И лицемерие.
А я смотрю на него и от земли далеко, меня практически не видно.
За пеленой облаков.
И детские пальцы сгребают в ладони черные, колючие комья снега.
Ему пока рано говорить о смерти, мрачные мысли не успели сьесть всё светлое.
Кубики в детском саду не найдут, он их спрятал, они не правильные.
Тоже лгут.
Почему только здесь, а не там, только здесь можно плакать и падать.
А там можно бегать и верить, что можешь летать.
И не ждать тихого часа.
Он стоит возле дома, так много вопросов, так мало тем.
Кто ответит?
Сквозь кинескопы телевизоров.
Солнцезащитных стекол троллейбуса.
Мы разгадали тайны ребусов, бег часов.
Сквозь ультразвук электростанций, здесь никто не захотел остаться.
Утекает чистая душа, не спеша.
Поскорей бы в школу, там есть перемены, а здесь их нет.
Папа бросил бы пить и ругаться, если бы мама была жива.
Он слушает музыку, и каждую ноту растягивает, через жизнь.
И чьи-то невидимые пальцы касаются клавиш.
Он никого не бросал и не бил никого из-за денег.
Эта осень чужими словами расширила память о маме.
Память, о маме.
А я давно далеко, он не видит меня, не слышит моих шагов.
Он не моргая смотрит вдаль, голубыми, большими глазами.
Сквозь кинескопы телевизоров.
Солнцезащитных стекол троллейбуса.
Мы разгадали тайны ребусов, бег часов.
Сквозь ультразвук электростанций, здесь никто не захотел остаться.
Утекает чистая душа, не спеша.
Сквозь кинескопы телевизоров.
Солнцезащитных стекол троллейбуса.
Мы разгадали тайны ребусов, бег часов.
Сквозь ультразвук электростанций, здесь никто не захотел остаться.
Утекает чистая душа, не спеша. He stands by the window, listening to the sounds of music from the open windows.
He is still very small, draws souls did not break, do not know what envy.
And hypocrisy.
And I look at him, and from the land far away, I can hardly see.
Behind a veil of clouds.
And children's fingers raked in the palm of black, spiny clumps of snow.
It is too early to talk about death, gloomy thoughts did not have time eating a still bright.
Cubes in kindergarten will not find, he hid them, they are not correct.
The same lie.
Why only here, not there, only here you can cry and fall.
And there you can run and believe that you can fly.
And do not wait for a quiet hour.
He stands near the house, so many questions, so few topics.
Who is responsible?
Through television picture tubes.
Sunscreen glass trolley.
We have unraveled the mystery puzzles, running hours.
Through ultrasound power, no one here wanted to stay.
Funneling pure soul, slowly.
Hurry to school, there is a change, and they're not here.
Dad dropped to drink and swear, if my mother was still alive.
He listens to music, and every note stretches through life.
And someone's invisible fingers touch the keys.
He did not throw or hit any of the money.
This autumn another's words to expand the memory of my mother.
The memory of my mother.
And I've been away, he does not see me, can not hear my footsteps.
He looks into the distance without blinking, blue, big eyes.
Through television picture tubes.
Sunscreen glass trolley.
We have unraveled the mystery puzzles, running hours.
Through ultrasound power, no one here wanted to stay.
Funneling pure soul, slowly.
Through television picture tubes.
Sunscreen glass trolley.
We have unraveled the mystery puzzles, running hours.
Through ultrasound power, no one here wanted to stay.
Funneling pure soul, slowly. Смотрите также: | |
