Я не помню Ленина живьём,
Я его застал уже холодным.
Говорят, был дерзким пацаном,
Поимел державу принародно.
Отнял у богатых кошельки
И подвел под новые понятия:
Дескать, все отныне босяки -
Вот такая, значит, демократия.
Маленький, картавый, без волос,
Без конца по тюрьмам ошивался.
Видно, там несладко довелось,
Говорят, чернильницей питался.
Десять лет торчал на Колыме,
Партизанил в питерских болотах,
А потом метнулся по зиме
За бугром подтягивать босоту.
Женщин он к себе не допускал -
Все боялся, что менты банкуют.
Он, конечно, жутко тосковал,
Съест чернила и сидит, тоскует.
Но однажды в питерских Крестах
Ленин встретил каторжанку Надю,
Тоже вся на шифре, в кандалах -
Вот и поженилися не глядя.
Он Надюхе спуску не давал,
Так сказать, держал всегда на стрёме,
Сам удачно банки обувал,
Надя знала фарт на ипподроме,
В общем, жили воровской семьёй,
Вечерами резались в картишки.
Только вот о жизни половой
Вова беспокоился не слишком.
Как он мог Надюхе рассказать,
Как в далеком магаданском крае
При морозе минус сорок пять
Он по снегу полз от вертухаев,
Как, отняв ладони от лица,
Плакали навзрыд оленеводы...
Нет у революции конца!
Отдала, однако, за свободу.
От судьбы приняв такой удел,
Вова стал чудить и куролесить,
Прокатился дикий беспредел
По российским городам и весям,
Расстреляли тысячи людей,
У живых отняли пропитанье.
Вона как бывает у вождей,
Если он не вождь в интимном плане.
А теперь он вон, в гробу лежит,
Может, помер, может, притворился.
Он ведь, гад, живее всех живых,
Не, ну вона как в гробу-то сохранился.
Может быть, гореть ему в аду,
Но пока для всех, на всякий случай,
Пусть он будет лучше на виду,
Вдруг еще чего-нибудь отчебучит... I do not remember Lenin alive ,
I found him already cold.
Said to have been cocky kid ,
Power raped publicly .
Robbed the rich purses
And led to new concepts:
Say, now all tramps -
That such , then democracy .
Small burr , no hair ,
No End in prisons hanging out .
It can be seen , there is unsweetened happened ,
Say ink feed.
Ten years stuck in Kolyma ,
Guerrillas in St. Petersburg marshes ,
And then darted for the winter
Over the hill to pull bosotu .
Women he did not admit to himself -
All feared that cops banks.
He , of course , terribly homesick ,
Eat ink and sits sad.
But one day in St. Petersburg Crosses
Lenin met Nadia convict ,
Also all on a code , in shackles -
That's not looking to get married .
He did not give Nadya descent ,
So to speak, kept always on the lookout ,
The very successful banks shod ,
Nadia knew luck at the racetrack ,
In general , lived a family of thieves ,
Evenings were playing the game of cards .
Only here about sexual life
Vova is not too worried .
How could he tell Nadya ,
As in the remote Magadan region
When frost minus forty-five
He crawled through the snow by the guard ,
As taking away from the palm of a person ,
Wept bitterly reindeer ...
No Revolution at the end!
Given , however, for freedom.
From the fate of having taken such an inheritance,
Vova was the kink and play tricks ,
Hire a wild chaos
Russian cities and villages ,
Shot thousands of people ,
In living deprived of food.
Vaughn as happens with the leaders ,
If he is not a leader in intimate terms .
And now he's there , in her coffin lies ,
Maybe dead , maybe pretended .
He's a bastard , very much alive ,
No, well, won in a coffin preserved.
Maybe he burn in hell ,
But while for all , just in case ,
Let it be better to see,
Suddenly something else otchebuchit ... Смотрите также: | |
