Его глаза тоской обострены:
Он может видеть сквозь бетон стены,
Заметит рост травинки и листа
И различит, как вырваться спеша,
из мертвеца, крылами бьёт душа,
прозрачна словно воздух
и чиста.
Он уловить твои слова готов,
Чуть мысль мелькнёт в горячей голове.
Он слышит шорох гусениц в траве
И ловит ухом плач далёких сов.
Сначала протестует трезвый ум:
Ну как он слышит этот слабый шум?
Червей беседу, чмоканье корней,
И моли жуткий скрежет челюстей,
Стон муравьёв, спешащих приподнять
И перенесть чудовищную кладь,
Жужжанье злое пауков-ткачей,
Плетущих кружево своих сетей,
И жаркий шёпот, охи, вздохи мух,
На пышном ложе испускавших дух...
Так взвинчен горем этот человек,
Что сон ему не закрывает век.
Как пёс в репье и словно вор в крови,
Он рыщет в поисках утраченной любви...