Хозяин погладил рукою лохматую рыжую спину:
- Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою, Но все же тебя я покину.
Швырнул под скамейку ошейник и скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник вливался в вагоны экспресса.
Собака не взвыла ни разу. И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза с почти человечьей тоскою.
Старик у вокзального входа сказал:- Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы... А то ведь простая дворняга!
Огонь над трубой заметался, взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался и ринулся в непогодь ночи.
В вагонах, забыв передряги, курили, смеялись, дремали...
Тут, видно, о рыжей дворняге не думали, не вспоминали.
Не ведал хозяин, что где-то по шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом собака бежит задыхаясь!
Споткнувшись, кидается снова, в кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово наружу из пасти раскрытой!
Не ведал хозяин, что силы вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила, собака под мост полетела...
Труп волны снесли под коряги... Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги, а сердце - чистейшей породы!
