И дальше происходит нечто, о чем сложно будет написать в мемуарах и рассказать на вечернем ток-шоу: доктор Лектер дотрагивается до моего плеча, и его рука скользит вдоль моих лопаток – он обнимает меня и прижимает к себе. От него приятно пахнет цветами – чуть позже я случайно узнаю, что так пахнут фрезии и гвоздика, – у него удивительно крепкие руки и внушающий голос, которым стоит записывать подкасты о самогипнозе. Доктор Лектер говорит со мной так, словно рассказывает о плюсах стратегии сокращения социальной помощи и введении дополнительного налога на суицид, но в тот момент я подвергаю сомнению то, что он обнимает меня из профессиональной вежливости. Возможно, потому, что он упирается подбородком в мой лоб – очень личное прикосновение – и гладит меня по спине.
Может, это не его чувство долга. Может, это его человеческое желание помочь.
- Конечно же, нет, Уилл. Вы ни в чем не виноваты. Вы не должны были стать жертвой.
- Вы не понимаете, - говорю, широко открыв глаза и вцепившись в лацканы его пиджака. – Вы ничего не понимаете… Я ведь… - глотаю слова и кашляю, потому что не могу выдавить из себя законченное предложение.
Дело, наверное, в том, что к двадцати трем годам мой тактильный опыт ограничивался мамой и двумя девушками. К тому же, в тот день я переживал поистине божественные перспективы умереть за других людей, поэтому, когда я оказался зажатым между чужим теплым телом и руками, которые не пытаются душить, а хотят сберечь, я растерялся. Я думаю, я дрожал; доктор Лектер гладил меня по шее, как щенка, который боится выходить на улицу, и очень тихо разговаривал со мной:
- Вы не виноваты, Уилл, - мне очень хотелось поверить в это; правда, мой личный опыт свидетельствовал о противоположном. Постфактум я очень удачно использую многосложные слова и сложноподчиненные предложения, в тот день все носило характер отрывочной переписки Морзе. Мои воспоминания о том дне не длиннее пары секунд: вот его ладонь дотрагивается до ворота моей рубашки, вот он расстегивает пуговицу, чтобы дать мне больше воздуха. Вот я поднимаю голову и встречаюсь с ним глазами, и он мягко улыбается мне, как будто поощряя мое желание смотреть на него.
Доктор Лектер касается пальцами моей шеи и чуть надавливает на позвонок, растирая кожу:
- Уилл, слушайте мой голос. Вы не виноваты, Уилл. Вы не должны винить себя.
Я отвечаю: «Да-да», - и крепче сжимаю ладони на его пиджаке. Доктор Лектер становится стеной между внешним миром и мной, и поэтому я упираюсь лбом в его плечо, сильно зажмуриваясь, чтобы слышать не стук лопаты о промерзшую землю, не перекрикивание чаек, не шепот полицейских, а его глухой, уверенный голос: «Вы не виноваты».
Но он же не понимает, правда? Он не знает, что я лежал с ними, я уже был здесь, я видел все это и участвовал в этом. Он говорит, что я не виноват, и это его гуманное желание помощь страдающему, вне зависимости от реального положения дел. And then something happens, as it would be difficult to write in his memoirs and talk at the evening talk show Dr. Lecter touches my shoulder, and his hand slides along my shoulder blades - he hugs me and cuddle. From it smells flowers - later I happened to know that because the smell of freesia and clove - had a surprisingly strong arms and inspiring voice, which is to record podcasts about self-hypnosis. Dr. Lecter talks to me as if he talks about the pros strategy to reduce social assistance and the introduction of an additional tax on the suicide, but at the moment I question what he hugs me out of professional courtesy. Perhaps because he rests his chin in my forehead - a very personal touch - and pats me on the back.
Maybe it was not his duty. Maybe it was his human desire to help.
- Of course not, Will. You are in no way to blame. You should not have to become a victim.
- You do not understand - I say, wide-eyed and clutching the lapels of his jacket. - You do not understand ... I'm ... - I swallow the words and cough, because I can not squeeze out a complete sentence.
The reason is probably that for twenty-three years of my tactile experience was limited to a mother and two girls. Besides, on that day I experienced a truly divine perspectives to die for other people, so when I found myself sandwiched between other people's warm body and hands are not trying to smother, and want to save, I'm confused. I think I was shaking; Dr. Lecter stroked my neck, like a puppy, who is afraid to go out, and very quietly spoke to me:
- You are not to blame, Will - I really wanted to believe it; however, my personal experience testified to the contrary. After the fact I was very successful using polysyllabic words and complex sentences, on that day all had the character of sketchy correspondence code. My memories of that day no longer than a couple of seconds: that's his hand touches the gates of my shirt, so he unbuttons a button to give me more air. Here I raise my head and meet his eyes, and he gently smiles at me as if to encourage my desire to see him.
Dr. Lecter concerns fingers of my neck and just presses the bell, rubbing the skin:
- Will, listen to my voice. You are not to blame, Will. You should not blame yourself.
I answer: "Yes, yes" - and tighter squeeze his hands on his jacket. Dr. Lecter becomes a wall between the outside world and me, so I I rest my forehead against his shoulder, much zazhmurivayas to not hear the sound of shovels on the frozen ground, not perekrikivanie gulls, not a whisper of police, and his deaf, confident voice: "You are not to blame ".
But he does not understand, right? He does not know that I was lying to them, I have been here, I've seen it all and took part in it. He says that I am not guilty, and it is his desire to help suffering humanity, regardless of the actual state of affairs. Смотрите также: | |
