Его дом – американская мечта, разве что перед порогом нас не встречает лабрадор.
- Я помогу, - он закрывает дверь и, хлопнув рукой по выключателю, помогает снять мне куртку. Наши ладони соприкасаются: на долю секунды Ганнибал с непониманием смотрит на то, как его пальцы гладят мою руку, а потом, отстранившись от меня, становится в шаге.
Мне хочется сказать что-нибудь одновременно остроумное и демонстрирующее, что я полностью полагаюсь на него в этой ситуации, но я просто закашливаюсь, и тогда он, поведя плечами, протягивает ко мне руку и дотрагивается тыльной стороной ладони моего носа.
- Я сделаю чай. И принесу одеяло. И позову к столу, - Ганнибал перечисляет список дел, как будто впервые слыша в своем исполнении название этих обязанностей. – Ты можешь сесть в гостиной, - он наклоняется ко мне и раздумывает какое-то время, пока я, перестав дышать, жду, что произойдет: он наклоняется ко мне и целует в угол рта. – Мальчик.
Он сказал: «ты можешь сесть в гостиной». Он не сказал: «ты можешь нарушить порядок и идеальную чистоту зала, осквернив его своим присутствием» - поэтому я не был полностью уверен в том, что мы поняли друг друга. Комната, которая не говорит о своем владельце ничего, кроме того, что он педант с манией контроля и чистоты: книги, выстроенные по алфавиту, симметрично расставленные статуэтки, торшеры под цвет шкафа, шкаф под цвет обоев, обои под цвет штор.
- Садись, - он действительно принес одеяло. Серое одеяло в полоску.
Он поставил на подоконник цветок. Он положил на мои колени одеяло и поцеловал меня в лоб, а я сидел там и думал, что, возможно, сейчас прозвенит будильник и мне придется вспомнить о том, насколько я несчастен.
Человеку, который предлагает защищать вас и быть с вами даже в те минуты, когда в вашей голове находитесь не только вы, но и еще пара-тройка не очень славных ребят, которые пытаются разорвать вас на части, можно простить многое. Ему можно просить любовь к Чикаго Буллз, пристрастие оставлять недопитые бутылки пива на столе, ему можно простить храп и навязчивое желание повторять все шутки по два раза. Если очень постараться, можно даже забыть, что однажды он привязал соседского кота к выхлопной трубе и, включив зажигание, смотрел, как животное старалось вывернуться из удавки. Память слишком изменчива и очень легко поддается ностальгическому гниению: раньше было лучше, чем теперь. Самая счастливая пора – детство, в юности тоже было неплохо, а вот быть взрослым – это кошмар.
Я мог бы догадаться уже в тот вечер, мог бы позвонить в полицию, я бы мог сдать его. Я бы мог снова остаться в одиночестве. Но Ганнибал позвал меня в столовую: ужин на две персоны, букет из альстромерий на середине стола; в комнате пахло гвоздикой, сосновыми бревнами, потрескивающими в камине, и плавленым воском. И единственное, чего мне по-настоящему хотелось – снова стать перед доктором Лектером на колени и прижаться лицом к его ногам.
Он поставил тарелку передо мной: тонкие ломтики говядины под брусничным соусом и аккуратно вырезанные кубики из инжира на краю блюда – и удалился на кухню за второй порцией. Я не знаю, что произошло на самом деле, но может быть, может быть, может быть именно в тот день Ганнибал решил защитить меня. Защитить меня от самого себя.
Он вернулся в гостиную, поставил идеально белую тарелку на свой край стола и снова подошел ко мне.
- Я думаю… - он задерживает дыхание и сжимает ладонь на спинке моего стула, - я думаю, Уилл, будет лучше, если ты съешь что-нибудь еще. Мне кажется, мясо не слишком хорошо пропеклось, а я бы не хотел, чтобы мой гость отравился в моем доме.
- Но… - я поднимаю голову, и мы встречаемся глазами: он не просит меня. Он приказывает мне.
Ганнибал забирает мою тарелку; вилка стучит по керамике, счищая содержимое. Звон посуды в раковине, шелест разворачиваемых оберток – доктор Лектер ставит передо мной блюдо с сырами и наливает бокал белого вина.
Я не задал ни одного вопроса, я не выразил никакого сомнения в том, что Ганнибал просто пытается предупредить мое пищевое отравление.
Я не хотел знать. Я хотел, чтобы он сидел напротив меня и, подняв бокал, говорил, что он рад моему присутствию.
- Я рад, что ты есть, Уилл, - мы одновременно делаем глоток и смотрим друг на друга. His house - the American dream, except that the threshold of our meets Labrador.
- I'll help - he closes the door and slamming his hand on the switch, helps to remove my jacket. Our palms are touching: a split second misunderstanding Hannibal looks at his fingers stroking my hand, and then, moving away from me, it is in step.
I want to say something witty and at the same time demonstrating that I completely rely on it in this situation, but I just coughs, and then he, sweep arms, hands me his hand and touches the back of the palm of my nose.
- I will make tea. And I bring a blanket. And I will call to the table - Hannibal lists the cases as if for the first time hearing the name in its execution of these duties. - You can sit down in the living room - he leans toward me and ponders for a while, until I stopped breathing, waiting for that to happen: he leans over to me and kissed the corner of his mouth. - Boy.
He said, "You can sit in the living room." He did not say: "you can disrupt the order and cleanliness of the room ideal, defiling it with their presence" - so I was not entirely sure that we understand each other. The room, which does not say anything about its owner, except that he is a pedant with delusions of control and purity: books lined up in alphabetical order, are symmetrically arranged statues, floor under the cabinet color cabinet under the color of the wallpaper, the wallpaper the color of the curtains.
- Sit down, - he really brought a blanket. Gray striped blanket.
He put on the windowsill flower. He put it on my lap blanket and kissed me on the forehead and I sat there and thought that perhaps now the bell alarm clock and I have to think about how I am unhappy.
A person who offers to protect you and be with you, even in those moments when your head is not only you, but also has a couple of not very nice guys who are trying to rip you to pieces, you can forgive a lot. He can ask the love of the Chicago Bulls, addicted to leave unfinished beer bottle on the table, he could be forgiven for snoring and an obsessive desire to repeat all the jokes twice. If you really try, you can even forget that one day he tied a neighbor's cat to the exhaust pipe and turning the ignition, watched as the animal tried to wriggle out of the stranglehold. Memory is too changeable and very easy to rot nostalgic: in the past was better than now. The most happiest time - childhood, in his youth, too, was not bad, but to be an adult - it's a nightmare.
I might have guessed already that evening, could call the police, I could pass him. I could again be alone. But Hannibal called me into the dining room: a dinner for two persons, a bouquet of roses in the middle of the table; The room smelled of cloves, pine logs crackling in the fireplace, and melted wax. And the only thing I really want to - become again before Dr Lecter on his knees and pressed his face to his feet.
He put the plate in front of me: thin slices of beef under cranberry sauce and carefully carved blocks of figs on the edge of the dish - and went to the kitchen for a second serving. I do not know what really happened, but maybe, maybe, maybe it was the day Hannibal decided to protect me. Protect me from myself.
He returned to the living room, put a perfect white plate on a table edge and then came up to me.
- I think ... - he holds his breath and squeezes his hand on the back of my chair - I think Will would be better if you eat something else. I think the meat is too good propeklos, and I would not want my guest poisoned my house.
- But ... - I raise my head, and we meet his eyes: he does not ask me. He tells me.
Hannibal takes my plate; Fork knocks on ceramics, scraping content. The clatter of dishes in the sink, the rustling of wrappers deployed - Dr. Lecter puts before me a dish with cheese and pour a glass of white wine.
I did not ask a single question, I expressed no doubt that Hannibal is just trying to warn my food poisoning.
I do not want to know. I wanted him to sit in front of me and, raising his glass, he said he was pleased with my presence.
- I'm glad you are, Will, - at the same time we do a breath and look at each other. Смотрите также: | |
