На бензиновых колесах времени
В радужку переливаюсь радугой
Я ломаю грусть и сожаления
Выгрызаю, перепонки падали.
Путь иначе невозможен – сложно
Все как есть, уже не будет детства –
Вседозволенного, босоногого.
Яблочного воровства соседского.
Только сны меня манят истомою,
Все получит узнаванье нежное.
Лед к щекам - под сердцем спит искомое,
Перепачканное, безмятежное.
И я плечи, полагая крыльями,
Распускаю и без тела тяжести
Поднимаюсь и парю над спящею,
Над собою, над вчерашнею.
Припев:
Не догнать самого себя.
И зимой не родиться уже.
Но, сколько живу, буду перегонять,
Плясать, кувыркаться на остром ноже.
Отец, не сердись!
Мама, прости!
Я самый счастливый, живущий на свете,
Спасибо! Спасибо!
И сиренью цепенеют сумерки,
И крадутся тайны зачаровано.
И я жду нетерпеливо сильного,
Черноглазого, светлоголового.
И боюсь, что сердце остановиться,
Напоследок обламает ребра мне.
Я уже по-стариковски шаркаю,
Осторожничаю от весны к весне.
Только чую – прыть не обмануть.
Только чую, что не одурачить мне
Свою душу, не сварить на медленном
Для бульонов и для постных каш огне.
Я мгновенно обдираю датчики,
Чтобы пульс не стал добычей тех, кто рад
Уложить меня в кровать дубовую
И на веки мне насыпать виноград.
Что за шалость – ползать, если суждено
В такой шаг шагать, чтобы платья рвали швы?
Что за роскошь свою силу смачно красть,
И топить ее в снегах, где все мертвы?
Кто придумал после каяться стихом -
Отбивную жарить из души.
Кто мне жить спокойно не дает?
Кто плюет мне в ухо: ты пиши, пиши!
