Я закрыла глаза, и увидела всё, что забыла,
И, как стража ночная, меня темнота окружила.
И качала меня темнота в гамаке паутинном,
Завязала глаза мне навязчивым чёрным сатином.
Я пыталась очнуться, но крепко повязка давила,
Паутинные нити шептали: «Смотри, это было».
И плотнее смыкались меня окружавшие тени,
Не желая, бесспорно, чтоб их придавали забвенью.
И, наверное, тьме удалось бы свершить святотатство,
Я осталась бы там, и вступила бы в мрачное братство.
Только сердце моё не остыло тогда, а забилось,
И впервые бессилье своё, осознав, я взмолилась.
И словами, рождёнными в муках, я небо молила,
Сделай так, о, мой Бог, чтоб меня темнота отпустила.
Чтоб повязка упала, и чёрная стража исчезла,
Чтобы свет увидать, и понять, о, мой Бог - я воскресла.
И сиянье меня окружило легко и упруго,
И прислужники тьмы отступили за линию круга.
С той поры ни повязки, ни мрака, ни страха не знаю,
Ничего не боюсь, даже если глаза закрываю. I closed my eyes, and I saw everything that I had forgotten,
And, as the guardian of the night, I was surrounded by darkness.
And I rocked in a hammock dark web,
He blindfolded me obsessive black satin.
I tried to wake up, but firmly pressed the bandage,
Gossamer strands whispered: "Look, it was."
And tightly meshed shadows surround me,
Not wishing, no doubt, to them gave oblivion.
And, perhaps, have been able to accomplish the darkness of sacrilege,
I would stay there, and would enter into a dark brotherhood.
Only my heart when it gets cold, and beating,
And for the first time his impotence, realizing I pleaded.
And words, born in agony, I prayed to the sky,
Grant, O my God, I have to let go of the darkness.
To bandage fell, and black guards disappeared,
To see the light and realize, oh, my God - I was resurrected.
And lights surrounded me easily and elastically,
And the servants of darkness retreated behind the wheel.
Since then, no bandages, no darkness, no fear do not know
Not afraid of anything, even if I close my eyes. | |
