«Лихо». (А. Башлачёв).
Если б не терпели.
Если б не терпели, по сей день бы пели.
А сидели тихо, так разбудили Лихо.
Вьюга продувает белые палаты.
Головой кивает хуй из-под заплаты.
Клевер да берёзы - полевое племя.
Север да морозы - золотое стремя.
Серебро и слёзы в азиатской вазе.
Потомки-юродивые князи нашей всепогодной грязи.
Босиком гуляли по алмазной жиле.
Многих расстреляли, прочих сторожили.
Траурные ленты, бархатные шторы.
Брань, аплодисменты да стальные шпоры.
Корчились от боли без огня и хлеба.
Вытоптали поле, засевая небо.
Хоровод приказов, петли на осинах.
А поверх алмазов зыбкая трясина.
Позабыв откуда, скачем кто куда.
Ставили на чудо, выпала беда.
По оврагу рыщет бедовая шайка -
Батька-топорище, да мать моя нагайка.
Ставили артелью - замело метелью.
Водки на неделю, да на год похмелья.
Штопали на теле, к рёбрам пришивали.
Ровно год потели, да ровно час жевали.
А пососали лапу, так поскрипим лаптями.
К свету по этапу, к счастью под плетями.
Веселей вагоны! В пляс, да в перезвоны!
Кто, кто услышит стоны краденой иконы?
А хрен на нас управа, поезд без дороги.
Только нам и славы, что кованые блохи.
Только и подарков то, что не отняли.
А мёртвому припарки, как живым медали.
Вдоль стены бетонной ветерки степные.
Мы тоски зелёной племяши родные.
Нищие гурманы, лживые сироты.
Да горе - атаманы из сопливой роты.
Приоткрой окно мне, мальчик равнодушный.
Мы снежок припомним там, где будет душно.
Вспомним зиму нашу, снежные кафтаны.
Вслед крестами машут сонные курганы.
"Famously". (A. Bashlachev).
If it were not tolerated.
If it were not suffered to this day to sing.
And we sat quietly, so woke Litho.
Blizzard blows the white chamber.
Dick head nods from the patch.
Clover yes birch - setting seed.
North yes frost - golden stirrup.
Silver and tears in the Asian vase.
Descendants of-fools riches of our all-weather dirt.
Barefoot walking on the diamond core.
Many were shot, others were watching.
Mourning ribbons, velvet curtains.
Bran applause yes steel spurs.
Writhing in pain without fire and bread.
Trampled field, sowing the sky.
Runaround orders, hinges on aspen.
And on top of diamonds shaky quagmire.
Forgetting where galloping in all directions.
They put on a miracle, had the misfortune.
Ravines picks Bedov gang -
Old Man-ax, but my mother whip.
We put cooperative - covered with snow blizzard.
Vodka for a week, but for a year hangover.
Darn body to the edges sewn.
Exactly a year sweating, but exactly one hour to chew.
A paw sucked so poskripev bast shoes.
The light on the stage, fortunately under the lash.
Cheer coaches! In the dance, but in the chimes!
Someone who hears the groans of stolen icons?
And hell at us board the train without a road.
Just us and the glory that forged fleas.
Only the gifts and what not taken away.
A dead poultices as living coin.
Along the wall of the concrete prairie breezes.
We are longing green native nephew.
Beggars foodies, false orphans.
Yes Mountain - chieftains of snotty company.
I opened a window, boy indifferent.
We recall the snow where is stuffy.
Let us remember our winter, snow coats.
After waving crosses sleepy mounds.
