Не бойся, милый, это как смерть из телека, воскреснешь, вылезешь где-нибудь через век, ведь это даже не вирус, а так, истерика, суббота-утречко, надо уже трезветь. Пора идти, в пакете в дорогу бутеры, расческа, зеркало - господи, это кто?.. На улице не морозно, но мерзко - будто бы хмельное небо вырвало на пальто. Ну что ж, спокойно, с толком, поднявши голову, на остановку, правильно, не спеши, так хорошо - не видно ни сердца голого, ни розовой недомучившейся души.
Вот так проходят эти, почти-осенние, почти совсем живые пустые дни, которые начинаются воскресением, кончаясь так, как тысячи дней до них, их не удержишь в пальцах - уж больно скользкие, бездарная беззастенчивая пора, ты приезжаешь вечером на Московскую, а уезжаешь с Автово и вчера. Друзья живут, хоть плохо, но как-то маются, а ты чем хуже, тоже себя ищи, один качает мышцы и занимается, другая, вот, влюбляет в себя мужчин. Пойди помой посуду - работа та еще, отправься в лес, проспаться, пожрать, поржать. А ты стоишь зубами за мир хватаешься и думаешь, что он будет тебя держать.
Ты думаешь, ты такой вот один-единственный, такой вот медноногий смешной колосс, который хочет нырнуть в ее очи льдистые и спрятаться в рыжем танце ее волос. Что ты один молчишь ей срывным дыханием и молишься нецелованному лицу, что ты готов сгореть за ее порхание, за голоса крышесносую хрипотцу. Она ведь вечно вместе, всегда при свите и она ведь пробежит по твоей золе. И самый ужас в том, что она действительно прекрасней всего прекрасного на земле.
И что тебе расскажешь - посуда вымыта, за окнами злые темные пять утра, не вытянута, не вымотана, не вынута из рыхлого измочаленного нутра та нитка, нерв из зуба, живая, чуткая, свернувшаяся в горячий больной клубок, которую те, кто верят хоть на чуть-чуть в нее смущенно в своих записках зовут "любовь". Который раз - и мимо, а нитка тянется, и трется о бессмысленные слова, вот так ее когда-нибудь не останется - и чем тогда прикажешь существовать? Потом-потом-потом, а пока всё пенится, барахтается у боли своей в плену, не трогай, пусть подсохнет, еще успеется проверить, дернуть заново за струну. И ты опять расплачешься, раскровавишь всё, почувствуешь, как оно там внутри дрожит.
А вот сейчас ты выпрямишься. Расправишься. Войдешь в автобус. Встанешь. И станешь жить. Do not be afraid , my dear , it's like the death of a TV set , rise again , will get out somewhere in a century , it's not even a virus, and so hysterical , Saturday - Utrechko , you have already sober . It's time to go on the road in the package Butera , comb , mirror - God, who is this? .. The street frosty , but ugly - as if intoxicated sky threw on a coat . Well , quietly , efficiently, raised his head to stop , right , take your time , so good - do not see a naked heart or pink nedomuchivsheysya soul.
That's how they are , almost autumn , almost entirely live empty days that begin resurrection , ending as a thousand days up to them, they can not be kept in the fingers - it was too slippery , mediocre shameless go, you come to Moscow in the evening , and going away with Avtovo yesterday. Friends live , though bad, but somehow toil , and you worse , too look for yourself , one shakes his muscles and engaged the other , here , fall in love with men. Go wash dishes - work that still , went into the woods , sleep it off , eat , neighing . And you're standing teeth for grasping the world and think that it will keep you .
You think you're such a single , so that's funny Mednonogov colossus who wants to dive into her eyes icy and hide in a red dancing her hair. What did you say something to her stall one breath and pray Never Been Kissed person that you are ready to burn for her flutter of voices kryshesnos huskiness . She's always together, always at the suite and she had run through your ashes . And the horror that she is really beautiful just beautiful on earth .
And what do you tell - dishes washed , the windows dark evil five in the morning , not pulled , not exhausted, not removed from the insides loose knackered that thread , the nerve of the tooth , lively, sensitive, curled up in a ball of hot patient that those who believe though on a little embarrassed at her in his memoirs called & quot; love & quot ;. Once again - and by and string stretches and rubs against the meaningless words , that's how it will ever be left - and then what you command exist ? Then - then - then, and until all foams , floundering in their pain in captivity , do not touch , let dry up , still have time to check again to pull the strings . And you burst into tears again , raskrovavish all feel like it 's inside trembles .
And now you straighten . Violence. Come into the bus. Get up . And you will live . Смотрите также: | |
