Она не умела одеваться. Она
Не была красивой, казалась смешной.
Писала с ошибками, мало читала,
Курила сигареты, одну за одной.
Она любила плохое кино,
На запястье носила тяжелый браслет,
Красила губы морковной помадой,
Никто не знал, сколько ей лет.
Мы сидели в проходе, на самой галерке,
В бокалах таяли кубики льда.
Забыв обо всем, затаив дыханье,
Мы слушали, как она пела тогда.
Когда она пела, притихли бульвары,
На дальних планетах рождались моря,
Ломались часы, распускался багульник,
Снежные псы толпились в дверях.
Пока она пела, мелькали столетья,
Плакал швейцар, вспоминая войну.
Чей-то ребенок вышел на сцену
С красным цветком, и потрогал струну.
Она улыбнулась кому-то из зала,
Спела на бис очень грустный мотив.
Выйдя в фойе, надевая пальто,
Мы больше не знали, куда нам идти.
She did not know how to dress. It
Nor it was beautiful, seemed ridiculous.
I wrote with errors, a little reading,
Smoked cigarettes one by one.
She loved a bad movie,
On the wrist he wore a heavy bracelet,
Lipstick carrot lipstick,
No one knew how old she was.
We sat in the aisle at the gallery itself,
In the glass melting ice cubes.
Forgetting everything, with bated breath,
We listened as she sang then.
When she sang, she fell silent boulevards,
On distant planets were born of the sea,
Breaking hours to dissolve the rosemary,
Snow dogs huddled in the doorway.
As she sang, flashed century
Cried the porter, remembering the war.
Someone's child came on the scene
With a red flower, and it touched the string.
She smiled at someone from the audience,
She sang an encore very sad tune.
Once in the lobby, wearing a coat,
We do not know where we go.
