Ландграф
Ужасным преступленьем дух смущён наш: –
коварно, в маске лицемерной, к нам
проник греха и тьмы порочный сын! –
Мы гоним прочь тебя, –ты с нами быть
не можешь! Злым стыдом ты наш очаг
покрыл, и грозно смотрит неба взор
на этот кров, что дал приют тебе!
Но можешь ты от вечного проклятья
спастись одним путём; тот путь, изгнанник,
я укажу: им должен ты идти! –
Толпой смиренной пилигримы
из стран окрестных вдаль спешат:
вперёд ушли ряды старейших,
и младших в путь готов отряд.
Их прегрешенья маловажны,
но всё же нет покоя им:
на праздник милосердья светлый
они идут в священный Рим.
Ландграф, певцы и рыцари
И ты смиренно с ними
в заветный град иди;
там, грех свой искупая,
с мольбой во прах пади!
Склонись пред ним, Святейшим,
творящим Божий суд:
лишь те, кого простит он,
покой и мир найдут!
Но бойся без прощенья
вернуться к нам назад:
мечи, что здесь склонились,
позор и зло казнят!
Елизавета
К тебе, Отец небесный,
дай путь ему найти!
Грех тяжкий милосердно
прости ему, прости!
Молиться дни и ночи
о нём – даю обет:
пусть он до смерти узрит
твой благодатный свет!
Мне так отрадно в жертву
всю жизнь мою отдать:
её моей, о Боже,
я не могу назвать!
Тангейзер
Спасенье как найти мне?
Как небу дать ответ?
Навеки я отвержен,
в душе надежды нет!
Но я хочу молиться,
разбить страданьем грудь,
лежать в пыли и плакать:
смиренье – вот мой путь!
О, только б ангел кроткий
не лил тоскливых слёз!
Себя, своё бесчестье
он в жертву мне принёс!
Пение младших пилигримов
(в глубине сцены – звучит снизу, из долины).
В заветном граде, светлым днём,
покаюсь я в грехе моём.
Кто твёрдо верит, тот спасён:
прощенья весть услышит он!
Все невольно умерили бурность своих жестов. Елизавета, словно ещё раз защищая Тангейзера, стала опять против надвинувшейся толпы рыцарей; движением руки она обращает их внимание на исполненное веры пение молодых пилигримов. – Тангейзер внезапно сдерживает страстные проявления своей горести и прислушивается к далёким голосам. Яркий луч надежды вдруг озаряет его. С судорожной стремительностью бросается он к ногам Елизаветы, поспешно и пламенно целует край её одежды и затем, шатаясь от огромного возбуждения, направляется к выходу с криком:
Тангейзер
В Рим!
Он убегает. Все вторят ему вслед:
Да, в Рим!
Занавес падает Landgrave
Horrible crime embarrassed our spirit -
insidiously, in the mask of hypocritical to us
penetrated the darkness of sin and evil son! -
We drive off of you, be with us -you
can not! Evil shame you are our focus
I covered, and look menacing looking sky
this blood, which gave shelter to you!
But can you from eternal damnation
one way to escape; that way, exile,
I will point out: they must go to you! -
A crowd of humble pilgrims
from countries neighboring the distance in a hurry:
forward left the ranks of the oldest,
and lower the road ready to party.
Their transgression unimportant,
but still there is no peace to them,
the feast of Mercy light
they go into the sacred Rome.
Landgraf, singers and knights
And you humbly to them
Go to the coveted degrees;
there expiating his sin,
pleading the dust paddy!
Bow down before him, His Holiness,
doers of God's judgment:
Only those who forgive it,
find rest and peace!
But fear not pardon
return back to us:
swords that are bent,
shame and evil executed!
Elizabeth
To you, heavenly Father,
let him find the way!
Sin heavy charitably
forgive him, forgive!
I pray day and night
about it - vow:
let him to death shall see
Your blessed light!
I was so encouraging to the sacrifice
all my life to give:
its my, oh my God,
I can not call!
Tannhauser
I find salvation?
As the sky to give an answer?
Forever I rejected,
There is no hope in my heart!
But I want to pray,
split by suffering chest
lie down in the dust and cry:
humility - that's my way!
Oh, just used a gentle angel
not melancholy tears poured!
Himself, his infamy
He brought a sacrifice to me!
Singing younger pilgrims
(Upstage - it sounds from the bottom of the valley).
The cherished City, bright day,
While I was in my sin.
Who firmly believes he was saved:
forgiveness, he hears the news!
All unwittingly tempered turbulence of his gestures. Elizabeth, as if once again defending Tannhäuser became again against nadvinuvsheysya crowd of knights; hand movement, she drew their attention to the singing of faith of young pilgrims. - Tannhauser suddenly restrains passionate manifestation of his sorrows and listen to distant voices. A bright ray of hope suddenly illuminates it. With convulsive swiftness throws it at the feet of Elizabeth, hastily and passionately kisses the edge of her dress and then reeling from the huge field is directed to the exit, shouting:
Tannhauser
In Rome!
He runs away. All echoed after him:
Yes, in Rome!
Curtain falls Смотрите также: | |
