обреченные, стали чайками
доведенными до отчаянья
но даже они рано или поздно
когда-нибудь возвращаются
а ты... умела рисовать картины
кровью моих венозных путей
вылепить статую будто из глины
не замечая потерь
молясь на людей, встречая богов в метро
под звуки шумящих составов
стучащих в ритме как старенький метроном
это всё, что нам осталось
это всё, что нам оставалось
мы ходили по лезвию стен в субботу
я хотел дышать, ты так старалась
помочь мне найти работу
и в итоге мы, будто кабели,
под напряжением
перегорели
и всё.
просто сожрали друг друга
убивая здоровье
и это так мило
что ты всё ещё ходишь налево
и помнишь мой номер.
всё милое и доброе рано или поздно скатится в ад
я так хотел тебя зарисовать
точнее твоё ко мне отношение,
но оно менялось так быстро и стремительно
как я, тонущий с камнем на шее
в этом омуте чувств
что казался вначале милой речушкой
а потом оказался вонючим болотом
и я словно лечу
сам себе свою голову
херов лекарь, мечтания и напутствия
воспоминания что было бы этим летом
не будь мы так глупы и молоды
чтобы отрофировать чувства и остаться
навек калекой
забей, проехали.
одиночество нас не бодрит, одиночество нас перетрёт
завернет в старый блокнот и на веранде выкурит
я порвал свою библию жизни, остался лишь переплёт
с запахом гари и моей жизненной придури
с привкусом вчерашнего чая, о да, как это бодрит, отвечаю
когда в горло вливается мерзкое холодное пойло
и это наверное отличная аллегория
всех последних месяцев проведенных с тобою
