I came into the square.
I lent my violet on the double beds.
The bangs took on slowly over.
The streamers are wet from the sky.
The color flooded away.
The huge man's leg had fallen off.
They were winching him away.
Black strings of life hung from his stomach,
The air around him heavy.
We clutched our hands together
And watched a crane eat the morning.
His color had run so far away,
Not even rain would stick to him.
In between the sheets of starchy plastic,
There's a collar softly cotton warm.
When you run away beyond the precipice,
Whisper in the ear.
You whisper like a shelter with a silent mouth
Shepherding the breeze.
A commune takes the lever but your time will never come,
Returning every time to nothing and to one.
The silver rippled one more time
In waves of nothing reaching for the edge.
I will give nothing, at the end.
I'll have seen nothing, by the end.
In the beginning I had nothing at all.
In the beginning I saw the weak hand fall.
In the beginning I had nothing at all.
In the beginning I saw the weak hand fall.
Я пришел на площадь.
Я одолжил мой фиолетовый на двуспальные кровати.
Челка взял на себя медленно.
Ленты, мокрые с неба.
Цвет затопленных прочь.
нога огромного человека отвалились.
Они были лебедкой его прочь.
Черные струны жизни висел у него на животе,
Воздух вокруг него тяжелым.
Мы сжимал руки вместе
И смотрел кран едят утром.
Его цвет был бежать так далеко,
Даже не дождь будет придерживаться его.
Между листами крахмалистой пластика,
Там в воротник мягко хлопок теплый.
Когда ты бежишь за обрывом,
Шепот в ухе.
Вы шепчу как укрытие с молчаливым ртом
Пастырства ветер.
Коммуна занимает рычаг, но ваше время никогда не наступит,
Возвращаясь каждый раз, когда ни к чему и к одному.
Серебро рифленая еще раз
В волнах ничего не достигая края.
Я ничего не даст, в конце.
Я никогда видел ничего, к концу.
В начале у меня не было вообще ничего.
В начале я увидел слабую руку падение.
В начале у меня не было вообще ничего.
В начале я увидел слабую руку падение.
