I. THE RIVER BANK
The Mole had been working very hard all the morning, spring-cleaning his little home. First with brooms, then with dusters; then on ladders and steps and chairs, with a brush and a pail of whitewash; till he had dust in his throat and eyes, and splashes of whitewash all over his black fur, and an aching back and weary arms. Spring was moving in the air above and in the earth below and around him, penetrating even his dark and lowly little house with its spirit of divine discontent and longing. It was small wonder, then, that he suddenly flung down his brush on the floor, said 'Bother!' and 'O blow!' and also 'Hang spring-cleaning!' and bolted out of the house without even waiting to put on his coat. Something up above was calling him imperiously, and he made for the steep little tunnel which answered in his case to the gaveled carriage-drive owned by animals whose residences are nearer to the sun and air. So he scraped and scratched and scrabbled and scrooged and then he scrooged again and scrabbled and scratched and scraped, working busily with his little paws and muttering to himself, 'Up we go! Up we go!' till at last, pop! his snout came out into the sunlight, and he found himself rolling in the warm grass of a great meadow.
'This is fine!' he said to himself. 'This is better than whitewashing!' The sunshine struck hot on his fur, soft breezes caressed his heated brow, and after the seclusion of the cellarage he had lived in so long the carol of happy birds fell on his dulled hearing almost like a shout. Jumping off all his four legs at once, in the joy of living and the delight of spring without its cleaning, he pursued his way across the meadow till he reached the hedge on the further side.
'Hold up!' said an elderly rabbit at the gap. 'Sixpence for the privilege of passing by the private road!' He was bowled over in an instant by the impatient and contemptuous Mole, who trotted along the side of the hedge chaffing the other rabbits as they peeped hurriedly from their holes to see what the row was about. 'Onion-sauce! Onion-sauce!' he remarked jeeringly, and was gone before they could think of a thoroughly satisfactory reply. Then they all started grumbling at each other. 'How STUPID you are! Why didn't you tell him——' 'Well, why didn't YOU say——' 'You might have reminded him——' and so on, in the usual way; but, of course, it was then much too late, as is always the case.
It all seemed too good to be true. Hither and thither through the meadows he rambled busily, along the hedgerows, across the copses, finding everywhere birds building, flowers budding, leaves thrusting—everything happy, and progressive, and occupied. And instead of having an uneasy conscience pricking him and whispering 'whitewash!' he somehow could only feel how jolly it was to be the only idle dog among all these busy citizens. After all, the best part of a holiday is perhaps not so much to be resting yourself, as to see all the other fellows busy working.
He thought his happiness was complete when, as he meandered aimlessly along, suddenly he stood by the edge of a full-fed river. Never in his life had he seen a river before—this sleek, sinuous, full-bodied animal, chasing and chuckling, gripping things with a gurgle and leaving them with a laugh, to fling itself on fresh playmates that shook themselves free, and were caught and held again. All was a-shake and a-shiver—glints and gleams and sparkles, rustle and swirl, chatter and bubble. The Mole was bewitched, entranced, fascinated. By the side of the river he trotted as one trots, when very small, by the side of a man who holds one spell-bound by exciting stories; and when tired at last, he sat on the bank, while the river still chattered on to him, a babbling procession of the best stories in the world, sent from the heart of the earth to be told at last to the insatiab I. РЕКА БАНК
Моль работал очень тяжело все утро, генеральная уборка его маленький дом. Во-первых с вениками, а затем с тряпки; затем на лестницах и шаги и стулья, с кистью и ведром белил; пока он не имел пыль в горле и глазах, и брызги белил всей его черным мехом, и болела спина и уставшие руки. Весна движется в воздухе выше, и на земле внизу, и вокруг него, проникая даже его темную и смирен маленький дом с его духом божественного недовольства и тоски. Это было маленькое чудо, то, что он вдруг швырнул кисть на пол, сказал: "Потрудитесь! и 'O удар! " а также «Повесьте генеральная уборка! и выскочила из дома, даже не дожидаясь, чтобы надеть пальто. Что-то наверху было называть его властно, и он сделал для крутой маленький туннель, который отвечал в его случае к gaveled подъездную принадлежащих животных, чьи резиденции находятся ближе к солнцу и воздуху. Таким образом, он Царапины и почесал и чертил и Scrooged, а затем он снова Scrooged и чертил и поцарапанные и Царапины, деловито работая со своими маленькими лапками и бормоча себе под нос, 'Up мы идем! Up мы идем! " пока наконец, поп! его мордой вышел на солнечный свет, и он обнаружил, что переходящий в теплой траве большого луга.
'Это отлично!' сказал он себе. "Это лучше, чем побелка! Солнечный свет ударил по горячим его мех, мягкие бризы погладила его подогреваемый лоб, и после уединения складских помещений он жил так долго колядка счастливых птиц упал на его притупляется слух почти как рупор. Спрыгнув все его четыре ноги сразу, в радости жизни и радости весны без его очистки, он продолжал свой путь через луг, пока он не достиг преграду на дальней стороне.
'Задержать!' сказал пожилой кролик в зазоре. 'Шестипенсовик за привилегию проходя мимо частной дороге! Он был поражен в одно мгновение от нетерпеливого и презрительным Моль, который рысью вдоль стороны изгороди подразнить других кроликов, поскольку они выглядывали поспешно из своих нор, чтобы увидеть, что строка была о. "Луковый соус! Луковый соус! он заметил насмешливо и исчез, прежде чем они могли думать о тщательно удовлетворительного ответа. Тогда все они начали ворчать друг на друга. «Как вы глупы! Почему вы не сказали him-- '' Ну, почему ты не say-- '' Вы могли бы напомнили him-- 'и так далее, в обычном порядке; но, конечно, это было тогда слишком поздно, так как это всегда бывает.
Все это казалось слишком хорошо, чтобы быть правдой. Там и сям по лугам он странствовал деловито, вдоль изгородей, через перелески, находя повсюду птиц здание, цветы почкованием, листья толкая-все довольны, и прогрессивным, и заняли. И вместо того, чтобы неспокойной совестью прокалывание его и шепча 'обелить! он каким-то образом мог чувствовать только то, как веселое это должно было быть только праздны собака среди всех этих занятых граждан. В конце концов, лучшая часть праздника, пожалуй, не столько отдыхать самостоятельно, а чтобы увидеть все другие ребята заняты работой.
Он думал, что его счастье было полным, когда, как он блуждал бесцельно вперед, вдруг он встал на краю полного офсетные реки. Никогда в своей жизни не видел он реку до того, этот холеный, извилистый, склонным к полноте животных, чеканка и посмеиваясь, схватив вещи с бульканьем и оставить их со смехом, швырнуть себя на свежих приятелями, которые потрясли себя свободными, и были поймали и держали снова. Все было подрагиванию и-Дрожь-отблески и отблески и блестки, шелест и вихрем, болтовня и пузырь. Крот был околдован, очарован, очарован. К берегу реки он потрусил как один рыси, когда очень мало, на человека, который держит одно заклинание, связанным захватывающих историй; и когда надоест, наконец, он сидел на берегу, в то время как река все еще болтала с ним, журчащий процессия из лучших историй в мире, посланных из сердца земли, чтобы рассказать наконец к insatiab Смотрите также: | |
