Die unstillbare Gier
Ненасытная жажда
Endlich Nacht. Kein Stern zu sehn.
Der Mond versteckt sich,
Denn ihm graut vor mir.
Kein Licht im Weltenmeer.
Kein falscher Hoffnungsstrahl.
Nur die Stille. Und in mir
Die Schattenbilder meiner Qual.
Das Korn war golden und der Himmel klar.
Sechzehnhundertsiebzehn
Als es Sommer war.
Wir lagen im flüsternden Gras.
Ihre Hand auf meiner Haut
War zärtlich und warm.
Sie ahnte nicht, dass ich verloren bin.
Ich glaubte ja daran, dass ich gewinn.
Doch an diesem Tag geschahs zum erstenmal.
Sie starb in meinem Arm.
Wie immer wenn ich nach dem Leben griff,
Blieb nichts in meiner Hand.
Ich möchte Flamme sein und Asche werden
Und hab noch nie gebrannt.
Ich will hoch und höher steigen.
Und sinke immer wieder ins Nichts.
Ich will ein Engel oder ein Teufel sein,
Und bin doch nichts als eine Kreatur,
Die immer das will,
was sie nicht kriegt.
Gäbs nur einen Augenblick des Glücks für mich,
Nähm ich ewiges Leid in Kauf.
Doch alle Hoffnung ist vergebens.
Denn der Hunger hört nie auf.
Eines Tages, wenn die Erde stirbt,
Und der letzte Mensch mit ihr.
Dann bleibt nichts zurück
Als die öde Wüste einer unstillbaren Gier.
Zurück bleibt nur die große Leere.
Eine unstillbare Gier.
Des Pastors Tochter ließ mich ein bei Nacht,
Siebzehnhundertdreißig nach der Maiandacht1.
Mit ihrem Herzblut schrieb ich ein Gedicht
Auf ihre weiße Haut.
Und des Kaisers Page aus Napoleons Tross...
Achzehnhundertdreizehn
stand er vor dem Schloss.
Dass seine Trauer mir das Herz nicht brach,
Kann ich mir nicht verzeihn.
Doch immer, wenn ich nach dem Leben greif,
Spür ich, wie es zerbricht.
Ich will die Welt verstehen
Und alles wissen,
und kenn mich selber nicht.
Ich will frei und freier werden
Und werde meine Ketten nicht los.
Ich will ein Heiliger oder ein Verbrecher sein,
und bin doch nichts als eine Kreatur
die kriecht und lügt
Und zerreissen muss, was immer sie liebt.
Jeder glaubt, dass alles einmal besser wird,
drum nimmt er das Leid in Kauf.
Ich will endlich einmal satt sein,
Doch der Hunger hört nie auf.
Manche glauben an die Menschheit,
Und manche an an Geld und Ruhm.
Manche glauben an Kunst und Wissenschaft,
An Liebe und an Heldentum.
Viele glauben an Götter
verschiedenster Art,
An Wunder und Zeichen,
An Himmel und Hölle,
An Sünde und Tugend
Und an Bibel und Brevier.
Doch die wahre Macht, die uns regiert,
Ist die schändliche, unendliche,
verzehrende, zerstörende
Und ewig unstillbare Gier.
Euch Sterblichen von morgen
Prophezeih ich heut und hier:
Bevor noch das nächste Jahrtausend beginnt,
Ist der einzige Gott, dem jeder dient,
die unstillbare Gier!
Перевод:
Наконец-то ночь. Не видно ни звезды.
Месяц спрятался,
Он дрожит передо мной.
Нет света в целом мире.
Нет лучика надежды ложной.
Лишь тишина. Ну, а во мне
Резвятся тени моего страданья.
Зернышко было золотистым, небо чистым.
Год тысяча шестьсот семнадцатый,
Было лето.
Мы лежали в шуршащей траве.
Ее рука на моей коже
Была теплой и нежной.
Она не обратила внимание на то, что я потерян.
Я думал, что победил.
Но в этот день все случилось в первый раз.
Она умерла у меня на руках.
Как всегда, когда я ищу жизнь,
Ничего не остается в моих руках.
Я хочу быть пламенем и быть золой,
Но никогда я не сгорал.
Хочу подниматься все выше и выше.
И дальше погружаюсь я в пустоту.
Хочу быть ангелом я или сатаной,
Но я ничто, я лишь созданье,
Желающее вечно лишь того,
чего не может быть.
Дай мне лишь счастья миг,
За это я готов на вечные страданья.
Но все несбыточны надежды.
Голод не утихает ни на миг.
Однажды, когда умрет земля
И с ней последний человек.
Тогда не будет ничего,
Лишь голая пустыня неукротимой жажды.
Будет только большая пустота.
Неукротимая жажда.
Меня не покидает ночью пасторская дочь,
В тысяча семьсот тридцатом году после молитвы.
Ее кровью из сердца написал я стих
На ее белой коже.
И королевский паж из свиты Наполеона…
В тысяча восемьсот тринадцатом
стоял он перед замком.
Я не могу себе простить того,
Что его печаль не разбивает мое сердце.
Всегда, когда я жизнь ищу,
То ощущаю, как она уходит.
Хочу понять я мир
И все узнать,
А вот себя не знаю.
Хочу быть свободным и еще свободнее,
Но не могу порвать я свои цепи.
Хочу я быть преступником или святым,
Но я никто, я лишь создание,
что пресмыкается и лжет,
Что должно уничтожать все то, что любит.
Все верят, что однажды будет лучше,
Поэтому страдания преумножает.
Хочу насытиться однажды,
Но голод не унять.
Кто-то верит в человечность,
А кто-то в деньги и славу.
Кто-то верит в искусство и науку,
В любовь и героизм.
Многие же верят божествам
Различных видов,
В чудеса и знаки,
В ад и рай,
В грех и добродетель,
А так же в Библию или Требник.
Но истинная власть, что нами правит,
Это гнусная, бесконечная,
Пожирающая, разрушающая
И никогда неукротимая алчность.
Вам, смертные,
Предрекаю здесь и сейчас:
До начала будущего века
Служить вы будете единственному богу,
Что неукротимой алчностью зовется!
Ненасытной жадности
Ненасытная жажда
На прошлой ночью. Не звезда видно.
Луна прячется,
Для него содроганием у меня.
Нет света в океане.
Нет ложный луч надежды.
Только тишина. И во мне
Силуэты мое мучение.
Зерно было золотым и ясное небо.
Шестнадцать сто семнадцать
Как это было летом.
Мы лежали в траве шепота.
Ваша рука на моей коже
Была нежная и теплая.
Они понятия не имели, что я потерял.
Я верил так, потому что я выиграю.
Но в этот день geschahs впервые.
Она умерла у меня на руках.
Как всегда, когда я потянулся к жизни,
ничего не осталось в моей руке.
Мне нравится быть пламя и пепел
И никогда не выстрелил Авв.
Я хочу подниматься все выше и выше.
И снова падают в небытие.
Я хочу быть ангел или дьявол,
И не я не больше, чем существо,
Всегда хочет
то, что они не получают.
Gabs момент счастья для меня,
Я Нама вечные страдания в покупке.
Но всякая надежда тщетна.
Потому что голод никогда не останавливается.
Однажды, когда земля умирает,
И последний человек с ней.
Тогда ничего не остается
В бесплодной пустыне неутолимой жадности.
Остается только великая пустота.
Ненасытной жадности.
Des Пасторы дочь впустить меня в ночное время,
Семнадцать сто тридцать после того, как Maiandacht1.
С кровью ее сердца я написал стихотворение
На белой коже.
И император Страница из окружения Наполеона ...
Achzehnhundertdreizehn
Он стоял перед замком.
То, что его горе сердце не сломили меня,
Не могу простить мне тоже
Но каждый раз, когда я хватаю за жизнь,
Я трейсера, как он ломает.
Я хочу, чтобы понять мир
И все знают,
и не идентифицируют себя.
Я хочу быть свободным и свободным
И будут ли мои цепи игнорировать.
Я хочу быть святым или преступником,
и я ничто иное, как существо
сканирование и лежа
И должны разорвать все, что она любит.
Каждый считает, что все еще лучше,
Поэтому он принимает страдания в покупке.
Я, наконец, хочу быть удовлетворены за один раз,
Но голод никогда не останавливается.
Некоторые полагают, что в человеке,
И некоторые из денег и славы.
Некоторые полагают, что в искусстве и науке,
О любви и героизма.
Многие верят в богов
различные виды,
В чудесами и знамениями,
В Рай и Ад,
О грехе и добродетели
И в Библии и молитвенник.
Но истинная сила, которая управляет нами,
Является ли зазорным, бесконечный,
потребляя, разрушительно
И вечно ненасытная жадность.
Вы смертными завтра
Я Prophezeih сегодня и здесь:
Еще до начала нового тысячелетия,
Это единственный Бог, каждый из которых служит,
ненасытная жадность!
Перевод:
Наконец-то ночь. Не видно ни звезды.
Месяц спрятался,
Он дрожит передо мной.
Нет света в целом мире.
Нет лучика надежды ложной.
Лишь тишина. Ну, а во мне
Резвятся тени моего страданья.
Зернышко было золотистым, небо чистым.
Год тысяча шестьсот семнадцатый,
Было лето.
Мы лежали в шуршащей траве.
Ее рука на моей коже
Была теплой и нежной.
Она не обратила внимание на то, что я потерян.
Я думал что, победил.
Но в этот день все случилось в первый раз.
Она умерла у меня на руках.
Как всегда, когда я ищу жизнь,
Ничего не остается в моих руках.
Я хочу быть пламенем и быть золой,
Но никогда я не сгорал.
Хочу подниматься все выше и выше.
И дальше погружаюсь я в пустоту.
Хочу быть ангелом я или сатаной,
Но я ничто, я лишь созданье,
Желающее вечно лишь того,
чего не может быть.
Дай мне лишь счастья миг,
За это я готов на вечные страданья.
Но все несбыточны надежды.
Голод не утихает ни на миг.
Однажды, когда умрет земля
И с ней последний человек.
Тогда не будет ничего,
Лишь голая пустыня неукротимой жажды.
Будет только большая пустота.
Неукротимая жажда.
Меня не покидает ночью пасторская дочь,
В тысяча семьсот тридцатом году после молитвы.
Ее кровью из сердца написал я стих
На ее белой коже.
И королевский паж из свиты Наполеона ...
В тысяча восемьсот тринадцатом
стоял он перед замком.
Я не могу себе простить того,
Что его печаль не разбивает мое сердце.
Всегда, когда я жизнь ищу,
То ощущаю, как она уходит.
Хочу понять я мир
И все узнать,
А вот себя не знаю.
Хочу быть свободным и еще свободнее,
Но не могу порвать я свои цепи.
Хочу я быть преступником или святым,
Но я никто, я лишь создание,
что пресмыкается и лжет,
Что должно уничтожать все то, что любит.
Все верят, что однажды будет лучше,
Поэтому страдания преумножает.
Хочу насытиться однажды,
Но голод не унять.
Кто-то верит в человечность,
А кто-то в деньги и славу.
Кто-то верит в искусство и науку,
В любовь и героизм.
Многие же верят божествам
Различных видов,
В чудеса и знаки,
В ад и рай,
В грех и добродетель,
А так же в Библию или Требник.
Но истинная власть, что нами правит,
Это гнусная, бесконечная,
Пожирающая, разрушающая
И никогда неукротимая алчность.
Вам, смертные,
Предрекаю здесь и сейчас:
До начала будущего века
Служить вы будете единственному богу,
Что неукротимой алчностью зовется! Смотрите также: | |
