В один ненастный вечер, возвращаясь,
Из ресторана, где справляли мы гоп-стоп.
В дурмане пьяном, ничего не соображая,
На тачке собственной разбился я об столб.
Потом три сутки надо мной кружились,
Как вороны, над дохлым волком доктора.
Но потрудившись, кислород мне перекрыли,
И мой мотор остановился навсегда.
Очнувшись, я увидел, как лежало,
Моё же тело в роскошнейшем гробу.
Возле которого уже толпа сморкала,
И поп с кадилом гнал всерьез «Му-Му».
А за забором церкви в нетерпении,
Стоял картеж блестящих BMW, -
Бригада собралась в недоумении
И грустно вспоминала обо мне.
Вот так над этим естество моё висело,
В предчувствии небывалом, глядя вниз.
Когда мой дух, покинув моё тело,
Внезапно начал подниматься ввысь.
Исчезли быстро под ногами: церковь и город.
Исчезла, наконец, и вся Земля.
И поднимаясь вверх по небосводу,
Вдруг у больших ворот остановился я.
Они открылись, и от Святого взгляда
Мурашки по моей спине пошли.
И стало ясно мне, - что лишних слов не надо,
Он знал до нитки всё, что было позади.
«Иди за Мной», - спокойно прозвучало.
Подумать не успев, куда меня ведут.
Я очутился посреди большого зала,
И осознал что вот: начнётся Суд.
Цена судей была мне хорошо известна,
В Москве, в Париже и на 5-ом Авеню.
Но тут, в присутствии Его небесном,
Я понял, что попался под статью.
Разборка дела моего взяла начало,
И поплыли картинки, как в кино,
Они к прошедшей жизни возвращали,
В которой всё против меня пошло:
Вот моё детство, вот потёк тупой Литёха,
А в доме, коль не пьянка, то грызня.
Вот я, одет как беспризорник плохо,
Вот наша мать, заплаканная вся.
А вот и школа: сбор металлолома,
В тетрадях двойками усеян каждый лист.
Вот, высмеянный вновь сурово,
Отжиток прошлого - Ануфрий, наш баптист.
Вот комсомол, вот активист Валера,
Которого в уборной я топил.
За то что, потерявши всякую меру,
Мою Наташку после танцев проводил.
Вот в армии я солобон побритый,
Вот дембель, пьянка в городском саду.
Вот новые дружки, не лыком шиты,
И кража первая в ночном аэропорту.
Вот шкомка жёсткая, вонючая баланда,
Амнистия и снова всё подряд.
Пока задумавшись однажды на веранде,
Решился образ жизни поменять.
Но рыжий Старший был моим кумиром,
В него влюбившись, был я как сопляк.
И потому, мечты жить в сердце с миром,
Развеялись, как полуночный мрак.
Однажды встретил я у стойки дядю,
Уж не похожего на наших-то совсем.
Проговорил он мне, как-то коварно глядя:
«Пойди ко мне служить, и станешь всем».
В тот вечер наша сделка совершилась,
Кто-то шептал внутри: «Иди и не робей,
Коль у тебя такая крыша появилась,
Сильней дави того, кто послабей».
Вот год прошёл и я в крутых колёсах,
Одет шикарно, сыт и пьян, как сом.
Служу в бригаде у того же босса,
И уж заботиться не надо ни о чём.
Вот по-каталогу построенная хата,
За пять кусков зелёных куплен унитаз.
У входа-выхода афганец с автоматом,
И две гранаты, спрятанные под матрас.
Вот голос совести, наплывший тучей,
Как только гаснет в моей спальне свет....
Ну, кто же, посередине крутизны живущий,
Внимание обратит на этот «бред».
Вот церковь, вот свеча перед иконой,
Без Богоматери на «дело» мы не шли.
Вот ночь за картами с попом знакомым,
Отмаливавшим наши же грехи.
Вот я, достигший славы рано,
Меня зовут все «Женька-Костолом».
Бери у жизни всё, и дай по чану,
Тому, кто слаб, - вот так мы и живём.
А вот последняя моя дорога:
Гора венков, плачь молодой вдовы.
Как мало прожито и как хотелось б снова
Прожить всё по-другому, но, увы...
Неподкупаемый Судья глаголет прямо:
«Ведь помнишь, Я тебя предупреждал
Но упираясь за своё упрямо,
Ты главное в сей жизни проморгал.
Ты голым в эту землю зародился,
И голым возвращаешься домой.
Твоим богатством завладел и возгордился,
Тот, кто сегодня спит с твоей женой.
Ка One rainy evening, returning,
The restaurant where we celebrated gop-stop.
In a drunken daze, I did not realizing,
On its own a wheelbarrow, I crashed on the post.
Then three hours circling over me,
As crows over a dead wolf doctor.
But bothering, I blocked the oxygen,
And my motor stopped forever.
When he awoke, I saw a lying,
My body is in a luxurious tomb.
Near where a crowd blowing his nose,
And pop with a censer was driving seriously, "Mu-Mu".
And behind the fence of the church in his impatience,
It was a card-playing shiny BMW, -
Brigade gathered at a loss
And sad to think of me.
So on this, my nature is hung,
In anticipation of an all-time, looking down.
When my spirit left my body,
Suddenly I began to climb skyward.
Quickly disappeared beneath his feet: the church and the city.
Gone, finally, the whole Earth.
And rising up in the sky,
Suddenly the big gate, I stopped.
They opened, and the Holy glance
Goosebumps on my back went.
And it became clear to me - that do not need many words,
He knew to the skin all that was behind him.
"Follow Me" - sounded calm.
Not having time to think, where I lead.
I found myself in a large room,
And I realized that here: The Court will begin.
Price of judges was well known to me,
In Moscow, in Paris and at the 5th Avenue.
But here, in the presence of His heavenly
I realized that he was under the article.
Dismantling of the case took my start,
And swam pictures, like in the movies,
They returned to the past life,
In which everything has gone against me:
This is my childhood, that flowed blunt Litёha,
And in the house, since no booze, the bickering.
So I dressed up as homeless poor,
Here is our mother, in tears all.
And here is the school: the collection of scrap metal,
In twos notebooks littered with each sheet.
Here, again severely ridiculed,
Otzhitok past - Annufriy our Baptist.
Here Komsomol activist here Valera,
Which I drowned in the lavatory.
For what, I lost all measure,
My Natasha after a dance held.
Here I was in the army solobon shaved,
Here demobilization, booze in the city park.
Here are the new buddies, were not born yesterday,
And the theft of the first night in the airport.
Here shkomka hard, smelly gruel,
Amnesty and again everything.
While pondering one day on the verandah,
I decided lifestyle change.
But the red-haired senior was my idol,
In love with him, I was like a jerk.
And because the dream to live in the heart of the world,
Dispelled as the midnight darkness.
One day I met my uncle at the counter,
I do not like something on our all.
He said to me, somehow insidiously looking:
"Come to me to serve, and you will be all."
In the evening, our transaction occurred,
Someone whispered inside: "Come and do not be afraid,
Kohl you have such a roof appeared,
Davie stronger one who is weaker. "
That year has passed and I'm the coolest wheels,
Dressed smartly, fed and drunk, like catfish.
He served in the brigade from the same boss
And certainly do not have to worry about anything.
Here's directory built hut,
In the five pieces of green toilet purchased.
At the entrance-exit Afghan man with a gun,
And two grenades hidden under the mattress.
That is the voice of conscience, the influx of a cloud,
Once extinguished the light in my bedroom ....
Well, who, living in the middle of the slope,
Attention should be paid to this "nonsense."
That is the church, here's a candle before the icon,
None of Our Lady of the "case" we did not go.
That night playing cards with friends priest,
Otmalivavshim our own sins.
Here I am, reached fame early,
My name is everything, "Zhenya, Bonecrusher".
Take everything from life and give of vat,
Anyone who is weak - that's how we live.
But my last road:
Mountain wreaths, cry the young widow.
As little as we lived and used again
To live it's different, but alas ...
Nepodkupaemy judge saith the chat:
"After all, I remember, I warned you
But resting for his stubborn,
You are the main thing in this life missed.
You're naked in this land was born,
And bare back home.
Your wealth seized and lifted up,
Anyone who now sleeps with your wife.
Ka | |
