Холеные сердца, молодые глаза вспыхнули и навсегда ослепли. Обнял медленно асфальт, прижала теплая земля холодное тело. Пир червей, шепот крыс. Сладкая и родная почва. Роняют беспокойные капли, дочерна ссохшиеся солнце и звезды. Стук теплых шагов в летний вечер, каждая осень, зима и весна. Это все теперь мнимо, это все теперь чуждо, это для всех, кроме тебя. Семейные узы рвутся как струны гитар, оставляя ничего не понимающих детей у скрипучих дверей ритуальных магазинов. Их испуганные глаза и вопросы без внятных ответов. «Почему мы завесили зеркала, и что, черт возьми, здесь вообще происходит?». Мы превращаем боль в суеверия. Суеверия в горькие традиции. Получая странный ритуал, ритуал длиною в жизнь. И так тщетно спрятанные дети от кладбищенских оград за вашими мощными спинами становятся только беспомощней. Пока не увидят холодную плоть, пока не познают вкус горечи скорби, они не станут живыми. Живыми по-настоящему. Эй, Ты, кто бы ты ни был, разреши мне сгинуть и сгнить. Стать кормом, стать домом, стать целым миром. Не думать, не знать, никогда, ничего, никого не терять. Дождями проникнуть до самых корней и вернуться в свежей весенней листве. Лучше раньше, чем позже. Лучше так, чем от этих. Почему за грехи родителей, как правило, платят дети. Я подставляю свои руки. Я протягиваю и отдаю все Тебе.
Sleek heart, young eyes flashed and blinded forever. Hugged slowly asphalt, warm earth pressed cold body. Pir worms, rats whisper. Sweet and native soil. Drop the troubled drops subsidiary shriveled sun and stars. Knocking warm summer evening in steps, each autumn, winter and spring. It is now alleged, it's now the alien, it all but you. Family ties are broken as the strings of a guitar, leaving nothing to understand children in ritual creaking doors of shops. Their frightened eyes and questions without clear answers. "Why do we draped mirror, and what the hell is going on here?". We turn pain into superstition. Superstition in bitter tradition. Getting strange ritual, the ritual of a lifetime. And so vain hidden children of the cemetery fence for your strong backs are just helpless. Until you see the cold flesh until he tasted the bitterness of grief, they will not be alive. Alive for real. Hey, you, whoever you are, let me perish and rot. Become a food become the home to become the whole world. Do not think, do not know, never, nothing, no one to lose. Rains to penetrate to the roots and get back in the fresh spring foliage. Better sooner than later. So better than these. Why for the sins of the parents usually pay the children. I I substitute their own hands. I reach out and give all you.
