Стекло держалось молодцом, атаку сдерживая стойко,
Хотя настолько оказалось тонким,
Что от четвертого удара о бетон раздался тихий звон
Об пол ударивших осколков.
\"Мой ход\" - с дрожащих губ слетела колкость,
Железный зуб глядел из щелки.
До этого всё молча. Одно пугало только -
Взгляд волка, покинувшего стаю волчью.
Поэтому никто не лез. Похоже очень долго
Старик готовился к отдаче долга.
На лицах явный интерес и перевес
Не в пользу старика отнюдь.
Совсем другого толка.
\"Рехнулся на закате лет, часы-то золотые,
Похоже даже не двадцатый век\" - сказал малец,
Который вовремя пролез и взял отломанную крышку
С гравировкой в старом стиле.
Старик же время не терял. Он аккуратно
Пальцами загнул конец секундной стрелки.
Последний круг по глянцевой тарелке
Минутная ей помешала завершить.
Он это ждал. С размаху в стену:
Шестеренки, колесики, пружинки
Смешались с грязью, разлетаясь.
От отвратительности неожиданной картинки
У наблюдателей мурашки пробежали.
Он прежде нас не замечал, а тут смутился.
Было видно, ему неловко, даже стыдно.
Нагнулся, резную тросточку поднял
И прочь заковылял. От нас подальше очевидно.
Девица ринулась вперед и темно-желтый корпус
Исчез под мехом ее шубки.
Сейчас таким везет. Наверное, далеко пойдет.
Идет же век пронырливых ублюдков.
Все дальше по своим делам. Мы догоняем деда
Узнать причину этого поступка.
Молчание, оценка по глазам, и выливает все,
Что чьим-либо ушам считалось недоступным.>
По тем годам такую жизнь в Союзе позволял не каждый.
Доил на картах Сочи, Ялту, Анапу. В общем, регион тот пляжный.
Зимой с продажными девицами в Москве кутил вальяжно.
Бандитов не боялся, легавых и подавно.
Немногие могли с ним говорить на равных.
Два срока отмотал исправно
И репутацией заслуженной своей гордился явно.
Но вот однажды проигрался, причем по полной.
<На лбу морщины старика образовали волны,
Задумался, наверное, что-то вспомнил.
И несколько секунд куда-то вдаль смотрел безмолвно.>
Одни часы, отцовское наследство,
Сменять такую память на хрусты мешало сердце
Оставил и зарекся, нету места отныне в его жизни картам.
Но видно от судьбы не деться.
Власть перестала быть Советской и это в 60,
Когда менять что-либо уже поздно.
Гадая по кремлевским звездам, пытался он понять
Надолго ли и почему так резко?
<Ему и прежняя мила. Трудился, отдыхал.
17 сыну, 10 дочке.
Сумел таки создать с нуля о чем бессонной ночью
Не раз ему мечталось в одиночке.>
Скопил прилично, сына поддержал,
Когда в кровинушке нашлась коммерческая жила.
А тот влетел в открытый криминал,
Да так, что засиял ему проект бессрочной перспективы.
<Продали все, собрали сумму, вопрос уладили бесшумно.
Прошел по делу полоумным, в больнице сделали все умно.
Бумажной смертью умер, кремация, пустая урна.>
И вот иде Glass kept a stiff upper lip, holding back the attack with firmness,
Although it turned out so thin,
What is the fourth strike on the concrete there was a soft chime
On the floor blow debris.
\ & Quot; My turn \ & quot; - With trembling lips flew taunt,
Iron teeth looked out of the slits.
Prior to that, all in silence. Only one bogey -
Looking wolf, wolf left the pack.
Therefore, no one climbed. It seems a very long time
The old man was preparing to surrender the debt.
The faces of obvious interest and overweight
Not in favor of the old man did.
Quite a different kind.
\ & Quot; crazy at sunset years, a gold watch,
It seems not even the twentieth century \ & quot; - Said the lad,
Which just climbed and took a broken cover
With engraved old style.
The old man did not lose time. He carefully
Fingers bent end of the second hand.
The last circle of glossy plate
The minute she prevented complete.
He is waiting. On the scale the wall:
Gears, wheels, springs
Mixed with mud, expansion.
Pictures from nasty surprise
Observers shivers ran.
He first we did not notice, and then confused.
It was obvious he was embarrassed, even ashamed.
He bent down, picked up a carved walking stick
And hobbled away. Away from us is obvious.
The girl rushed forward and dark yellow body
He disappeared under her fur coat.
Who is this lucky. Probably will go far.
There is also the age nosy bastards.
All on about their business. We catch up with his grandfather
Find out the reason for this action.
The silence, the evaluation of the eyes, and pours all
What is anyone's ears is considered unreachable. & Gt;
In the years that life in the Soviet Union did not allow each.
Doyle maps Sochi, Yalta, Anapa. In general, the region of the beach.
In winter, with corrupt girls in Moscow revelers impressively.
Bandits are not afraid of the cops even more.
Few could speak to him as an equal.
Two term rewind properly
And a well-deserved reputation for its proud explicitly.
But once I lost, and to the fullest.
& Lt; old wrinkles on his forehead formed waves
I thought probably remembered something.
And a few seconds into the distance watching silently. & Gt;
Some hours paternal inheritance,
Is replaced by a memory crunches hurt heart
Left and Zaretsky district, there is no place now in his life cards.
But seen from the fate not escape.
Power is no longer a Soviet and this 60,
When to change anything too late.
Wondering at the Kremlin stars, he tried to understand
For how long and why so suddenly?
& Lt; him and the first sweet. Labor rested.
Son 17, daughter 10.
Still managed to create from scratch what a sleepless night
More than once it dreamed in solitary confinement. & Gt;
Skopje well, supported his son,
When krovinushku found a commercial vein.
And he flew into an open crime,
So much so that it shone a perpetual draft prospects.
& Lt; sell all collected amount, the question is settled quietly.
Passed in the case of a madman, the hospital did everything wisely.
Paper death dead, cremation, empty urn. & Gt;
And Ida | |
