НЕТ, НЕ УВИДИМСЯ.
Нет, не увидимся.
Нечем будет увидеться.
Только здесь, понимаешь, существуют эти пленительные частности: у книг разные обложки, у людей бесконечно несхожие разрезы глаз, снег - не то, что дождь, в Дели и в Москве одеваются неодинаково, крыса меньше собаки, шумеры вымерли раньше инков - только тут все это имеет значение, и кажется, будто - огромное; а там все равны, и всё одно, и всё - одно целое. Вечность - это не "так долго, что нельзя представить", это всегда одно и то же сейчас, не имеющее протяженности, привязки к точке пространства, невысчитываемое, невербализуемое; вы не найдете там друг друга специально для того, чтобы закончить разговор, начатый при жизни; потому что жизнь будет вся - как дневник за девятый класс: предметы, родительские подписи, домашние задания, рисуночки на полях, четвертные оценки - довольно мило, но вовсе не так смертельно важно, как казалось в девятом классе. Тебе в голову не придет пересдавать ту одну двойку по литературе в конце третьей четверти - нахамил учительнице, словил пару, вышел из класса посреди урока, хлопнув дверью. Забавно, что дневник сохранился, но если бы и нет, ты бы мало что потерял - во-первых, у тебя десять таких дневников, во-вторых, этот далеко не самый интересный, вот в дневнике за второй были куда смешнее замечания; может статься, ты из всей жизни, как из одной недельной командировки куда-нибудь в Петрозаводск в восемьдесят девятом, будешь вспоминать только вид на заснеженную Онегу, где сверху сливочно-белое, снизу - сахарно-белое, а между белым и белым - горизонт, и как девушка смеется в кафе за соседним столиком, красавица, волосы падают на плечи и спину, как слои тяжелой воды в грозу - на лобовое стекло; может, ты из всех земных языков запомнишь только две фразы из скайп-переговора, из всех звуков - чиханье маленького сына; и всё. Остальное действительно было низачем. Славно скатался, но рад, что вернулся и обратно еще долго не захочется - в скафандре тесно, он сильно ограничивает возможности перемещения, приходит с годами в негодность, доставляет массу хлопот - совершенно неясно, что они все так рыдали над твоим скафандром и целовали в шлем; как будто он когда-то что-то действительно определял в том, кем ты являешься и для чего пришёл; по нему ничего непонятно, кроме, может быть, твоей причастности к какому-нибудь тамошнему клану и, может быть, рода деятельности - воин там, земледелец, философ; тело - это просто упаковка из-под тебя, так ли важно, стекло, картон или пластик; можно ли по нику и внешнему виду какого-нибудь андеда в Варкрафте догадаться, что из себя представляет полноватая домохозяйка из Брюсселя, которая рубится за него? Да чёрта с два.
Мы нет, не увидимся; не потому, что не захотим или не сможем, а потому же, почему мы не купили себе грузовик киндер-сюрпризов, когда выросли, хотя в детстве себе клятвенно обещали: это глупо, этого не нужно больше, другой уровень воприятия, сознания, понимания целесообразности. Прошлого не будет больше, и будущего не будет, они устареют, выйдут из обращения, как ветхие купюры, на которые давно ничего не купишь; потому что измерений станет больше, и оптика понадобится другая, и весь аппарат восприятия человека покажется старыми "Жигулями" по сравнению с суперсовременным аэробусом. И все вот эти любови и смерти, разлуки и прощания, стихи и фильмы, обиды и измены - это все будет большой железной коробкой из-под печенья, в которой лежит стопка вкладышей из жевательной резинки Love Is, которые ты в детстве собирал с таким фанатическим упорством, так страшно рыдал, когда какой-нибудь рвался или выкрадывался подлым ребенком маминых друзей; и ты после смерти не испытаешь ничего по отношению к этому, кроме умиления и печали: знать бы тебе тогда, какие это мелочи все, не было бы ни единого повода так переживать. Там все будет едино, и не будет никакой разницы, кто мама, кто я, кто мёртвый Котя, кто однокурсница, разбившаяся на машине восемь лет назад; личности не будет, и личной памяти не станет, и ее совсем не будет жаль: все повторяется, все похоже, нет ничег No, I do not see.
No, I do not see.
There is nothing to be seen.
Only here, you know, there are these captivating particular: the book different covers, people endlessly dissimilar eye shape, snow - not what rain in Delhi and Moscow dress differently, rat smaller dog, the Sumerians became extinct before the Incas - only here all it makes a difference, and it seems that - great; and there are all equal, and all one and all - one. Eternity - this is not & quot; for so long that you can not imagine & quot ;, it is always the same thing now, has no extension, bind to the point in space, nevyschityvaemoe, neverbalizuemoe; you will not find one another specifically to end the conversation, which began during his lifetime; because life is full - as a diary for the ninth grade: objects, parent signature, homework, risunochki the fields, quarter-assessment - quite nice, but not fatally so important as it looked in the ninth grade. You would never retake the one deuce in literature in the end of the third quarter - Naham teacher, caught a couple came out of the middle of the class lesson, slamming the door. It's funny that the diary was preserved, but if not, you would have lost a little - first, you have ten of these diaries, and secondly, this is not the most interesting, that in the diary for the second were much funnier comments; It may be that you're from a lifetime as one week trip somewhere in Petrozavodsk in the eighty-ninth, will remember only the views of the snow-covered Onega, where on top of creamy white, bottom - sugar white, and between white and white - the horizon, and as a girl laughing in a cafe at the next table, beauty, hair fall on the shoulders and back, as layers of heavy water in a storm - on the windshield; maybe you of all the languages of the earth will remember only two phrases from skype conversation, all of the sounds - sneezing young son; and everything. The rest was really nizachem. Nice rolled up, but I'm glad to be back and forth for a long time do not want to - in a suit closely, it severely limits the possibility of movement, comes with age into disrepair, it gives a lot of trouble - it is not clear that they are all so wept over your suit and kissed in a helmet ; as if he had something really determined about who you are and what has come; it is not clear on anything, except maybe your involvement to some tamoshnem clan and maybe kind of activity - there is a warrior, farmer, philosopher; body - it's just a pack from under you, it is important, glass, cardboard or plastic; whether it is possible for Nick and the appearance of some undead in Warcraft guess what a plump housewife from Brussels, who chopped him? Yes, the hell with two.
We are not, do not see each other; not because they do not want or can not, therefore, why we bought a truck Kinder Surprise, when grown, though as a child himself vowed: it's stupid, it does not need, another level vopriyatiya, awareness, understanding, appropriateness . The past no longer, and the future will not, they are obsolete, get out of the treatment, as the old banknotes, which for a long time did not buy; because the measurement becomes more and Optics need another, and the whole apparatus of human perception seems old & quot; Zhiguli & quot; compared to the super-modern Airbus. And here is the love and death, separation and farewell, poetry and films, resentment and betrayal - all this will be a big iron box of biscuit, which is a stack of inserts from the chewing gum Love Is, that you as a child collected with such fanatical tenacity, so terrible sobbing when any torn or mean-spirited child steals her mother's friends; and you have not experienced the death of anything in relation to this, except for tenderness and sadness: would you then know what all this stuff, there would be no single reason to worry so. Everything will be united and will not make any difference who my mother, who I am, who is dead Kotja who classmate, crashed a car eight years ago; the person will not, and personal memory gone, and it was not to be sorry: all repeat, all seem to have nicheg Смотрите также: | |
