... За стеной, в той комнате, где остался фон Эрнен, кто-то играл на рояле, причем ту самую фугу фа минор Моцарта, тему из которой кокаин и меланхолия заставили меня вспомнить вчера вечером. У меня в прямом смысле потемнело в глазах - мне представился кадавр, деревянно бьющий по клавишам пальцами, высунутыми из-под наброшенного на него пальто, я понял, что вчерашний кошмар еще не кончился. Охватившее меня смятение трудно передать.
... - Доброе утро, - сказал он, продолжая играть. - Отрадно видеть, что с самого утра вы думаете о душе.
- Что вы здесь делаете? - спросил я, осторожно укладывая распятие на крышку рояля рядом с его шашкой.
- Я пытаюсь, - сказал он, - сыграть одну довольно трудную пьесу. Но, к сожалению, она написана для четырех рук, и сейчас приближается пассаж, с которым мне не справиться одному. Не будете ли вы так любезны помочь мне? Кажется, вам знакома эта вещь.
Словно в каком-то трансе, я сунул маузер в кобуру, встал рядом и, улучшив момент, опустил пальцы на клавиши. Мой контрапункт еле поспевал за темой, и я несколько раз ошибся, потом мой взгляд снова упал на раскинутые ноги фон Эрнена, и до меня дошел весь абсурд происходящего...
- Бесподобно, - сказал он. - Я никогда не понимал, зачем Богу было являться людям в безобразном человеческом теле. По-моему, гораздо более подходящей формой была бы совершенная мелодия - такая, которую можно было бы слушать и слушать без конца.
- Кто вы такой? - спросил я.
- Моя фамилия Чапаев, - ответил незнакомец. ... Behind the wall in the room where he stayed background Ernen, someone was playing the piano, and that same fugue in F Minor by Mozart, the theme of which cocaine and melancholy made me remember last night. I literally went dark eyes - I had the cadaver, wood beating on the keys with your fingers, protruding from under a coat thrown over it, I realized that yesterday's nightmare is not over yet. Coverage is difficult to convey my confusion.
... - Good morning, - he said, continuing to play. - It is gratifying to see that in the morning you think about the soul.
- What are you doing here? - I asked, gently putting a crucifix on the piano next to his sword.
- I'm trying to - he said - to play a pretty tight play. But, unfortunately, it is written for four hands, and is now approaching a passage with which I can not cope alone. Would you be so kind as to help me? I think you know this thing.
As if in a trance, I put my revolver in a holster, stood side by side and, improving the moment, he lowered his fingers on the keys. My counterpoint barely keep up with the theme, and several times I was wrong, then my eyes fell again on the outstretched leg Vorblei, and reached me the absurdity of what is happening ...
- Excellently, - he said. - I never understood why God would be ugly people in the human body. In my opinion, much more appropriate form would be a perfect melody - one that could listen and listen without end.
- Who are you? - I asked.
- My name is Chapaev, - said the stranger. | |
