Отчего так в гауптвахте братишки шумят?
Тут Пахома совсем не понимают.
Очень часто у всех разом шишки стоят.
Малафью так печально пускают.
Пахом хочет в деревню, родному он рад.
Что случилось с другими, никто не узнает.
А кишки, во всех сторонах долго лежат.
Лишь Пахома, живого ласкают.
А в гауптвахте опять горячо, горячо,
И опять и опять нету хлеба,
А погону никто не вернул на плечо,
А она ведь сейчас лежит где-то.
Ну а что же случилось Пахомчик с тобой?
Нет братишки теперь, не печалься не стоит.
Для него ты придумывал песню с трубой,
С зелёным слоником, который цирк закроет.
Отчего так в групвахте братишки шумят?
...
Все года те, как целая жизнь пролетят.
...
А в гауптвахте опять горячо, горячо,
И опять и опять нету хлеба,
А погону никто не вернул на плечо,
А она ведь сейчас лежит где-то.
А в гауптвахте опять горячо, горячо,
И опять и опять нету хлеба,
А погону Пахому никто не вернул на плечо,
А она до сих пор лежит где-то. Why is it so noisy in the guardhouse bratishki?
Then Pakhom did not understand.
Very often all at once the bumps are.
Cum so sad allowed.
Groin wants the village, the mother he was glad.
What happened to the other, no one will know.
A colon in all aspects of a long lie.
Only Pakhomov, living caress.
And in the guardhouse again, hot, hot,
And again and again there is no bread,
A chase nobody back over his shoulder,
And because now she is somewhere.
Well, what happened Pakhomchik with you?
No bratishki now, do not worry it is not necessary.
For him, you came up with a song with a trumpet,
With The Green Elephant, which the circus closes.
Why is it so noisy in grupvahte bratishki?
...
All those years, as the whole life span.
...
And in the guardhouse again, hot, hot,
And again and again there is no bread,
A chase nobody back over his shoulder,
And because now she is somewhere.
And in the guardhouse again, hot, hot,
And again and again there is no bread,
A chase Pahomu nobody back over his shoulder,
And she is still lying somewhere. | |
