В небе курят тучи и луна бела и томна,
В пасти не черной будто бы большая пломба
Вижу звезды рассыпаны по небу произвольно
Я лежу в кровавой луже,
Мне давно уже не больно.
История проста моя, стара как мир она.
Как старая исподняя изрядно перестирана,
До дыр затертая, избита рецетивами
Ее не рассказать слизиво, фразами красивыми
Я был убит выстрелом в грудь,
В этом суть ,в этом черствая суть
Голые факты как ртуть.
Мои надежды растеклись по тротуару липкой струйкой крови.
Их было четверо, в черном джипе Рейндж Ровер,
Каждый был скользок, был бел как медуза,
Каждый был вооружен - тривиальным УЗИ
Эти шавки были посланы одной корявой мордой,
Он знал точно что я буду ночью в этом месте города
Дюжины очередей, людей - никого
Мимо шавки расстреляли в меня все магазины,
И напрасно. Смертельной стала пуля номер два,
Вокорчивав разум из расширенного глаза
Я едва, едва понял что двинул кони,
Что я будущий гвоздь похоронной церемонии.
Беснуясь во звании, я подумал весело
И будет в морге собирать моё гнилое месиво
Не естественно расплостаный, металлом нашпигованный
Я будто красной краской на асфальте намалеван.
Лежу, жду карету скорой помощи,
И они там приберут к рукам мои младые мощи
Очень красиво небо, очень бледна луна
Чувствую становится вселенная мне вся видна
Она напоминает сахарную вату
Розовое, мягкое, немного липковатое
Приторная , пустая новый ракурс постигая
Я пишу кровавым сердцем, жизнь чистого листа
Бита червовый туз , свой последний блюз
Напиваю , ожидаю когда бог откроет шлюз
В тот мир, мой мир уже страсти, плоти, миражей
Бледные химеры, фантомы - странные, чужие.
Боже гложет с нами, небо в целом не понятно
Как я буду отмывать все эти темные пятна с биографии
На страшном суде, в этой эпитафии самому себе,
Я упустил момент расплаты за грешки земные
По всей строгости закона Божьего забыл я
Что не надо рыпаться на большого папу
Что Богу не позеленишь жилистую лапу
Странно веришь в независимость, прокурора глаз
Подаче предстоит бойда покруче Холокоста
Просто я одинокий остров в море
Что раскинулось от жизни до погоста
Как Андрей Балконский всматриваюсь
В серое небо, как в пустые лица
Мое небо без участия , раз двадцать небо под Аустерлицом
Милиция и скорая помощь прибывают с флангов,
Медленно, плавно, как будто в ритме танго
Человек двадцать в общей сложности
По моё тело, обращаются умело, сразу видно знают своё дело
Люди в форме что-то пишут в протоколах
Перетряхивают карманы, подбирают гильзы, порох
Люди в белых халатах накрывают простыней глаза
Но я знаю там сверху в апатичных небесах,
Дымно курят тучи и луна бела и томна
В пасти не черной будто бы большая пломба.... The smoke clouds the sky and the moon white and languid,
In the mouth is not black as if a large seal
I see the stars scattered across the sky at random
I'm lying in a pool of blood,
I have long ceased to hurt.
My story is simple, it is as old as the world.
How old breeches pretty perestirana,
Before holes overwritten, beaten retsetivami
She did not tell slizivo, beautiful phrases
I was shot in the chest,
This is the essence, the essence of stale
Bare facts as mercury.
My hopes flowed along the pavement sticky trickle of blood.
There were four in a black jeep Range Rover,
Everyone was slippery, was white as a jellyfish,
Each was armed with - a trivial US
These mongrel were sent a gnarled face,
He knew exactly what I'll be in this place at night city
Dozens of queues of people - anyone
Past mongrel shot at me all the shops,
And in vain. Death was the bullet number two,
Vokorchivav mind of extended eye
I barely, barely realized that the horses moved,
What do I nail the next funeral.
Besnuyas in rank, I thought fun
And in the morgue to collect my rotten mess
Not naturally rasplostany, metal larded
I like red paint daubed on the pavement.
I lay, waiting for an ambulance,
And they're priberut hands on my mladye power
Very beautiful sky, very pale moon
I feel my whole universe becomes visible
It resembles cotton candy
Pink, soft, slightly lipkovatoe
Sugary, empty new perspective comprehending
I'm writing a bloody heart, life is a clean slate
Bit ace of hearts, his last blues
Get drunk, I expect when God opens the gateway
In that world, my world is passion, flesh, mirages
Pale chimera phantoms - strange, strange.
Eating God with us, the whole sky is not clear
How am I going to wash all those dark spots with biography
On the Day of Judgment, in the epitaph itself,
I missed the moment of reckoning for the sins of the earth
Across the severity of God's law, I forgot
What not to rock the boat on the big daddy
What God is not greener sinewy paw
Strange believe in independence, eye Attorney
Boyd will feed abruptly Holocaust
I'm just a lonely island in the sea
What stretched from life to the graveyard
As Andrew peered Balkonsky
The gray sky, like an empty face
My sky without the participation of twenty times the sky at Austerlitz
The police and ambulance arrive on the flanks,
Slowly, gently, as if the rhythm of the tango
About twenty in total
In my body, turning cleverly immediately clear know their stuff
People in the form of something written in the protocols
Shake up pockets, pick shells, gunpowder
People in white coats covered with sheets eyes
But I know up there in heaven, apathetic,
Smoky clouds of smoke and the moon white and languid
In the mouth it is not black as if a large seal .... Смотрите также: | |
