Солнышко румяное
Над Невою греется,
Пробежали годы, словно дни.
Всё вокруг меняется,
Человек надеется,
В окнах загораются огни.
Вот, старушка светлая
На «Исакий» крестится,
Жизнь скакнула в двадцать первый век.
Три машины чёрные,
Рядом не поместятся,
Кругом встали девять человек.
Говорят в вполголоса,
Трут о чём-то, нехотя,
Лидеры трёх питерских бригад.
Сыч, Шаман, Якушины,
Два вора приехали,
С ними Палыч, Сёма и Ринат.
Дым по ветру тянется,
Лица у всех кислые,
Позвонили утром из Москвы.
Там, на Пасху Красную,
Замочили Лысого,
Кто исполнил, приняли менты.
Вроде, не ко времени,
Нынче беспредельничать,
Но, убит крутой авторитет.
Им в столице долбанной,
Только бы бездельничать,
Все усилия сведены на «нет».
Лысый — не подарочек,
Многим он не нравился,
Но, войны не нужно тут и там.
Завтра ближе к вечеру,
На разбор отправятся,
Миша-Ствол, Рябина и Шаман. Sun rosy
Above Neva is heated,
It runs through the years, like the days.
Everything is changing,
Man hopes
In the windows light up the lights.
Here, old light
On the "Isaac" is baptized
Life jumped into the twenty-first century.
Three black cars,
Close does not fit,
Around nine people stood up.
Speak in a low voice,
Truth about something, reluctantly,
Leaders of three teams from St. Petersburg.
Sych, Shaman, Yakushina,
Two thieves came
They Pavlovich, Sema and Rinat.
Smoke in the wind stretches,
Individuals at all sour,
We called the morning of Moscow.
There, the Red Easter
Soak the Bald,
Who sang, took the cops.
Like, not at the time,
Today bespredelnichat,
But it killed a cool authority.
They fucking in the capital,
Just to sit back,
All efforts are reduced to "no".
Bald - not a present,
Many did not like,
But the war is not necessary here and there.
Tomorrow in the evening,
In the analysis of go,
Misha trunk, Rowan and Shaman. | |
