Птицами - Раздать себя всем.
Небо Луганска, как шапка огромного шампиньона - серое до жути. Мы шутим, шпионим и тянем по локалке фильм. Кто в чем, топчем проспект и смотрим на памятник, название которого я так и не узнал. В поезде начинаю говорить с Богом. Без крестов и икон. Поздно ночью, вещи - на позвоночник и в путь. Меня давно никто так не кормил, и этот город впервые улыбается широко.
Донецк худощав. Солнечными пальцами гладит по щам, залазит в волосы, в носоглотку, под легкие. Погода дурманит, словно крымское вино. Остаться или оставить – вопрос ключевой. Море глаз, в которых я отражаюсь одним сплошным пятном, но кроме надежды не могу дать ничего.
Не так сильно и синеватый, на такси до Ясиноватой. Читал водителю “Правду”, он сказал, что в точку и помог выгрузить багаж. Порционно - эмиграционку – засыпающим погранцам. А как тут? А как сам? Разгребем, справимся. Ростов, словно механик – карбюратор - смазывает меня дождем. Я как бы рад и весел. Мы куролесим, гоняем на мотыке, говорим о рыбалке и просто так. Этакая грустнота уезжать, ведь здесь как дома – безоблачно.
Краснодар - холодец, а люди в нем то морковь, то буряк, то пустое место. Температура – десять выше нуля. Потеряшка и снова кидалово на погулять. Тлен и скукота. Бутер с треской – котам. У фонтана загадать желание, чтобы все сложилось. Транспорт, как слой жира - не рассасывается. Словно зажиточный мещанин, я готов с вещами на выход. Не в жта, но потрачено. На кефир, да на булку с маком – вот весь мой обед. Совесть, отстань, каждый сам по себе. Но я сажу Потеряшку на такси и желаю удачи.
Волгоград-ухажер жжет и растекается теплом, как самый дешевый коньяк. Родина мать, панорама. Я слушаю и продолжаю мычать. Тут мы – часть и меня впервые пробирает на слезы. Может просто ветер в очи задул. Я топчу мертвых, но они точно не этого хотели, еще вчера здесь наши держали высоту, уже сегодня здесь тысячи мелких втыкают в телефоны и пьют коктейли. А не твой ли дед в сорок четвертом был мишенью? Прогнило все, от самых истоков и до конца. Иди, поклонись отцам. А как это? - Сынок не знает. Зато знает, как загрузить приложение. Прошлое живо, пока его помнят. Значит прошлого нет.
Саратов. Ну что здесь человеческого? Два сеанса в кино и вечер, на котором шумят. Горло срывается, как камень с горы и летит, сбиваясь на рваный охрипший басс. Ладно. Сколько вход? Двести рубасов. Сколько книга? Двести рубасов. Потрогать, обнять и ударить – бесплатно. Вот тебе таблетка, вот чай, вот лимон. Но отчего вы так добры ко мне? Отчего? И почему чужая семья принимает меня, как родного сына? Неужели еще есть такие люди?
Самара. Рюкзак жмет плечи все меньше. Я чавкаю орехами и пью актимель, эти бефидобактерии сделают меня сильнее, стопудово. Точу мучное, всасываю питье. Третий мальчишник и мой любимый бородач. Она спрашивает меня, почему я не хочу с ней спать и как же трудно ей объяснить, что это ее убьет. От вокзала и до эстакад небо ясное. Руки да лица. Не бояться, спрашивать и получать в дых. Дайте воды стакан да микрофон. И вечер состоится.
Тольятти во всеоружии открывает врата. Тяжесть – на убыль. Крайслер мягко бросается из квартала в квартал и я впервые вижу дружбу, которая прошла огонь, воду и медные трубы.
Еще есть полноценные семьи, еще не все потерянно, это соль земли нашей, это щепотка светлого завтра. Герой пьесы придумывает автора. Увы, не до логинов и паролей. Утром вещи переложить в рюкзак, пёхом на автовокзал, до Самары, потом до Россоши и в Воронеж.
А тут мы сыты, одеты и улыбаемся. Я смотрю на этих двух и понимаю, если сильно веришь, то даже расстояние можно победить, имея лишь телефон и айди. Я смотрю на этих двух и понимаю, насколько сильно я слаб. В девять вечера. В четыре утра. Насколько сильно я слаб. Последний сеанс в кино и подкормив очередного котэ, по внезапно теплому Воронежу, я возвращаюсь в отель. Тут кровать, душ, туалет, и я представлен сам себе, без псевдонима, отчества, имени. Утро, разбуди меня взрывами, пожалуйста, разбуди меня.
Москва. Полный аврал. Как бы так не соврать. В со Birds - Deal yourself all.
Lugansk sky as a huge mushroom cap - gray eerily. We joke, spyware and pull lokalke film. Who than treading Avenue and look for the monument, whose name I never learned. On the train I begin to speak with God. No crosses and icons. Late at night, things - on the spine and in the way. I am a long time no one is fed, and this city for the first time smiling widely.
Donetsk lean. Solar fingers stroking scham, climbs into the hair, into the nasopharynx, under the light. Weather intoxicate like Crimean wine. Stay or leave - the key question. Ocean Eyes, which I reflect a solid spot, but but hope can not give anything.
Not so much, and bluish, a taxi to Yasinovataya. Read the driver "The truth," he said to the point and helped unload luggage. Portions - emigratsionku - pograntsam falls asleep. What then? And himself? Raking the right. Rostov, like a mechanic - carburetor - I lubricating rain. I kind of happy and cheerful. We play tricks, driving on Motyka, talking about fishing and just. A sort grustnota leave, because at home here - serene.
Krasnodar - aspic, and the people in it then carrots, then beet, the empty space. Temperature - ten above zero. Poteryashka kidalovo and again on a walk. Decay and skukota. Butera with cod - cats. At the fountain to make a wish that it all came together. Transport, as a layer of fat - does not resolve. Like a wealthy tradesman, I am ready with the things on the way out. Not zhta but spent. In yogurt, but on a roll with poppy seeds - the whole of my lunch. Conscience, leave me alone, all by itself. But I Poteryashka black taxi and good luck.
Volgograd-boyfriend burns and spreads warmth as the cheapest cognac. Homeland mother, panorama. I listen and I continue to hum. Here we are - a part of me for the first time to tears sneaking. Maybe just in the eyes of the wind blew. I trample the dead, but they do not exactly like this, here yesterday kept our height, today there are thousands of small stick in the phone and drinking cocktails. And if not your grandfather in the forty-fourth was the target? Rotten everything from the very beginning to the end. Go, worship ancestors. How is it? - My son does not know. But he knows how to download the application. The past is alive, until he remembered. So there is no past.
Saratov. What is human? Two sessions a cinema and night, which are noisy. Throat breaks down like a stone from the mountain and flying, stumbling on the ragged hoarse bass. Okay. How much input? Two hundred Rubas. What book? Two hundred Rubas. Touch, hug and strike - free. Here's a pill, that's tea, that's a lemon. But why are you so nice to me? From what? And why is someone else's family accepts me as his own son? Is there still such people?
Samara. Backpack shoulder presses less. I slurp nuts and drink Actimel, these befidobakterii make me stronger, stopudovo. Grind flour, suction drink. The third bachelor and my favorite bearded. She asked me why I do not want to sleep with her, and how difficult to explain to her that it would kill her. From the train station and the flyovers to the sky is clear. Hands yes person. Do not be afraid to ask and receive in the stomach. Give a glass of water so the microphone. And the evening will be held.
Togliatti opens the gate fully armed. Heaviness - on the wane. Chrysler gently rushes from quarter to quarter and the first time I see a friendship that went through fire, water and copper pipes.
There are full-fledged family, all is not lost, it is the land of our salt, a pinch of this bright future. The hero of the play comes up with the author. Alas, not to usernames and passwords. Morning shift things in a backpack, pёhom to the bus station, to Samara, then to Rossosh and Voronezh.
And here we are fed, clothed and smile. I look at those two and see if you believe strongly, even distance can be overcome with just a phone and Haydee. I look at those two and see how much I am weak. At nine in the evening. At four in the morning. How much I am weak. Last session in the cinema and to feed the next kote at Voronezh suddenly warm, I go back to the hotel. There bed, shower, toilet, and I presented myself, without an alias, patronymic name. Morning wake me explosions, please wake me up.
Moscow. Full Abraham. How would not lie. As with Смотрите также: | |
