он говорит ей, в сумку кидая вещи -
пара рубашек, галстук, ключи, билеты,
и что не слово, целый поток затрещин,
как научиться ей забывать все это?
что ураган она сущий, почти торнадо,
дома - бардак, а сумочка - Атлантида.
вот почему все важное, все что надо,
вроде бы помнила. раз! и уже забыла?
ну например, вчера подтвердила брони,
как и просил, только рейс-то другой. не нужный.
вот бы сейчас отрастился на теле броник,
внутренний броник, а вместе с ним - наружный.
точно теперь опоздает. и к черту встречи,
к черту контракты, бизнес весь тоже к черту!
быстро темнеет, вьюга, Москва и вечер.
вьюга, Москва и пробки идут по борту.
он то лютует яростно, то морозит,
шмотки кидает, молча скрипя зубами.
ей что осталось? морщить до боли носик,
чтоб не заплакать, тут же, под зеркалами,
прямо в прихожей. вот он ушел и хлопнул
дверью старательно, громко так и отрывно.
бизнес не ждет, и встречи, аэропорты.
ну и подумаешь, что ей сейчас обидно,
ну и подумаешь, частью не вышло ладной
быть ему, хоть старается, что есть мочи.
ну и подумаешь, злится? плевать ей, ладно!
в слуги наема не было, между прочим,
чтобы бронировать рейсы, идти с ним в ногу...
к черту контракты? что же, его и к черту!
и заполняет холодом понемногу
грудь ее, сердце. что там еще, аорту?
вот она тихо ставит на место вещи -
ишь, раскидался! ну и живи не дома!
нет, я не буду больше такой из женщин,
что ему так привычны. и так знакомы.
точно уйду, прям сегодня уйду, под вечер,
кофе допью и телик пусть доиграет.
срочные новости: рейс потерял диспетчер.
раз. и разбилась кружка. стоит у края
мигом же присмиревшая. руки стали,
как говорят, ходуном? ну вот как-то вроде.
и ледяной мурашкой, что сбилась в стаи,
слишком большой, не бывающей так в природе,
тело покрылось. телик бубнит по кругу -
мы потеряли рейс, говорят, без следа.
можно винить диспетчеров, можно вьюгу,
с тем же успехом можно винить соседа,
смысл один - рейса нет, самолет потерян.
крупные слезы падают на рубашку.
мы не простились - думает - столько время
мимо ушло, бездумно так, на промашку
снова мою, вот глупая, надо было
стиснуть в объятиях, выдумать оправдания.
Господи-Боже! кто там еще? Ярило?
Будда, Аллах, Великое Мироздание?
кто-нибудь, только сделайте хоть бы что-то
только верните, я изменюсь, я стану
как он захочет, я до седьмого пота,
по расписанию, спискам, его же плану...
только верните, пусть не успел на вылет!
воздух сгустевший трели звонка порвали.
это милиция - думает, в пальцах стынет -
видимо списки умерших им передали,
видно пришли. опознание, морг, пакеты.
там и умру, над телом умру. и баста.
дверь открывает - он - ты мои билеты,
что положила в старый пиджак? а паспорт?
паспорт куда? опоздал. заплатил таксисту,
может успею, следующий рейс не скоро.
эй, ты чего? вот плакать тут нету смысла,
кстати и времени тоже для разговоров.
и замолкает, стиснутый и прижатый.
- ты опоздал..живой мой. живой. любимый!
я как всегда безудержна виновата,
но ты живой. ошибкой моей хранимый.
больше вот так уехать, по глупой ссоре,
не разрешу, без объятия на пороге...
Боже какое счастье! какое горе,
с кем-то случилось, где-то в пути - дороге,
только тебя я вымолила, сумела!
ты опоздал, другое уже не важно...
Господи! я боялась, пришли, чтоб тело
мне опознать... и взвыла вдруг так протяжно,
словно собака битая. вечер. вьюга.
он ее обнял, четко вдруг понимая,
что вот сейчас, могли потерять друг-друга,
что вот сейчас, он мог быть уже за краем.
так и стояли в тапочках и перчатке.
враз присмиревшие, злобы лишась и прыти.
телик на фоне выдал, мол, рейс в порядке.
сбой это был.
но любимых вы обнимите.
