Written-By – Константин Амелюшкин
Наш Пётр, бурлацкий сын,
Потомок славных поколений,
Несёт свой груз, совсем один,
Поёт и гнётся дух мгновений.
Но вот пришёл конец всему,
Наш Пётр в раздумье встал и замер:
Зачем теперь ему вино,
Доставшаяся по наследству баня,
Где продавали гниль да пыль,
Где шумом называли мысль,
Где кровь текла рекой под стол,
И он запел
О том, о сём…
Пётр засучил рукава. Надо было смыть грязь с рук. Точнее с кистей рук. Рукава он засучил до локтя, чтобы не замочить. Вроде бы мама так учила. Из крана полилась вода. Мыло, пена. Вроде бы чисто. Но какой-то запах мучил Петра. "Рябиновые мухи, тьфу, бусы, как рассвет", - напевал он, богобоязненно посмаркиваясь. Начал вспоминать. "Ничего и вонять-то не должно бы, всё вокруг стерильно. Да ладно, бог с ним, мало ли что покажется", - так он подумал и открыл дверь в уборную. "Фу, гадость какая!", - заорал он и захлопнул дверь. Незнание основ наук и искусств даёт о себе время от времени знать. Он ничего не увидел. Из уборной лился свет. Оператор поменял параметры контраста, света и тени. "Но что за вонь"?! Пётр умолк. За окном уже смеркалось. Что делать? Терзанья, милльон их. От чего собственно терзаться-то? Ну, пнул по дороге домой какую-то собачонку. Ну отчего она зубоскалила-то? Ничего, отлежится. А ему-то что, Петру, сейчас делать? Вот это его и терзало. "Я ослепну!", - произнёс Пётр. "Нет, звучит не трагично…", - подумал. "Я…", - в замешательстве, подыскивая слова, Пётр посмотрел на свои руки. Крутил их, сцеплял, расцеплял… "И руки у меня какие-то грязные, уродливые", - думал он про себя. "А что я"? Радио: "Ничего". Пётр вскочил на ноги, выскочил из тапок, схватил газету, ткнул пальцем в свою фотографию на главной странице. Своим грязным пальцем… Пётр: "А"! Радио: "Таких милльоны". Изображение на фотографии: "Не трогай меня, у тебя руки грязные". На фото автор запечатлел Петра. Точнее, пол-Петра. Была видна одна из половин Петра. Левая или правая… Пётр, точнее, пол-Петра шло по улице, где в тот же момент взрывали здание. Как он попал в кадр. Он даже не помнил. Радио: "По сторонам смотреть надо". Пётр: "Тцыть. Да-да, у меня же грязные руки", - бормотал Пётр. "Кошмар". Схватил маленькие, ещё бабушкины ножницы и начал стричь ногти. Потом взял пилку, подпилил. Вытянул одну руку. Посмотрел. "Ну, так вроде бы лучше. Помыть ещё надо". Горячая вода, пар и Пётр с блестящими руками. Он уже забыл про фотографию - любовался руками. Точнее половиной своих рук. Другая половина осталась где-то в другом месте. На неё претендовало фото в газете. Пётр видел и осязал их целиком. Но в категории сущности присутствовала только половина. Терзания продолжались. Завтра грозило пальцем, сегодня высасывало соки, а вчера… А было ли оно? Стул держал Петра. Смеркалось. Ещё. До сих пор.
