Ну что ж, друзья, готовьтесь,
Я готов поведать вам старинную легенду,
Которую я в детстве на качелях...
Упал, расшибся и лежал в тифу,
В степи, в ночи, под Царево-Кокшайском,
И санитарка Нина Перегуда,
Отстреливала пьяных мамелюков,
Прищурив левый черноокий глаз.
Я слушал, я внимал, я был, как губка,
Которую ныряльщик Сэм Хавимби
Нашел в обломках брига "Венсеремос",
Удачно не доплывшего в Дербент,
Где ждали, ах, как ждали Сципиона -
Гуляку, чичисбея и плейбоя,
Известного в Нагорном Пешаваре
Как Черный-Ибис-Висакхапатнам.
Оттуда и пришли гиперборейцы,
Познавшие значенье слова "гунька"
Не так, как понимали их собратья
С потопленного острова Хонсю.
Они ходили по пескам зыбучим,
Поющим, как Наташа Королева,
Они сходились к озеру Пяянны
И слушали симфонию нутра.
О, сколько силы было в этих звуках,
Несущихся свободно и полетно,
Хамольно и цедурно проникая
В подкорку, корку, уши, нос и рот!
Я задыхался от богатства красок,
Таящихся во фресках Эль-Сфорцандо,
Который по дороге из Хавьеда
Пропил жену и чудного осла.
А славная была девчушка Нина!
Одна в кабине башенного крана
С оборванным тросом противовеса
Она сама Егорку родила.
Сама перекусила пуповину
Зубами из обычной нержавейки
И вспомнила, как в тысяча багровом
Расцвеченном пожарами году
Она, братишка Нина Перегуда,
Лежала вместе под одной шинелкой
С зуавами из гаврского РУОПа
И грезила о чем-то о большом.
И вот сбылось пророчество Тутмосса -
Пирамидальный тополь над Хефреном
Жрецы из фараонского ОМОНа
Срубили и пустили на дрова.
И бедный еретик Джордано Бруно
Обильный пот скофейкой утирая
Кричал, что эта жаркая погода
Влияет на вращение Земли.
Земля стонала в области Китая.
Цинь-Шихуанди бился с войском минов
И циньский воин в круторогом шлеме
Писал на стенах пагоды: "Мин нет".
На заимке таежной под Иркутском
Японский черный пояс Киньдза-Шиба,
От боли воя, словно росомаха,
Для баньки бил ладонями дрова.
А Нина Николаевна Скворцова,
В девичестве товарищ Перегуда,
Читала вслух о гнусности фрейдизма
Осужденным в десятом ИТУ.
Я слушал, я внимал, я был, как губка,
Графиня Де-ля-Боска-ди-Ардженто,
Которую кусал в порыве страсти
Корнет ингенмарландского полка.
Губа синела. Море волновалось.
Бора швыряла волны на Архангельск,
Где люди, одуревши от свободы,
Просили чаек хлеба принести.
Голодный сын стоял на волноломе,
Держа в руках осиновую палку.
Он рыбу взять хотел на червячочка,
Откопанного в вечной мерзлоте.
И мать его, в замужестве Скворцова,
В одну секунду обернулась рыбой,
И клюнула, и он ее зажарил,
И съел, и выжил, и продолжил род.
Вот так и завершается легенда,
Которую я слышал на качелях,
Взлетая к солнцу, падая на землю,
Как маятник - тик-так, тик-так, тик-так.
Так было или не было - неважно,
Утрите слезы смеха и печали,
Живите вечно, падайте на землю,
Взлетайте, и да будет вам тепло!
Well, friends, get ready,
I'm ready to tell you an ancient legend,
I have a child on a swing ...
He fell, hurt himself and was lying in typhus,
In the steppe, in the night, at Tsarevo-Kokshaysk,
And the nurse Nina Pereguda,
To shoot drunken Mameluke,
Narrowing Chernookiy left eye.
I listened, I listened, I was like a sponge,
Which diver Sam Havimbi
Found in the ruins of the brig "Venceremos"
Fortunately not swim in Derbent,
Where waiting, oh, waiting for Scipio -
Revelers chichisbeya and Playboy,
Known in Nagorno Peshawar
As Black-ibis-Visakhapatnam.
From there came the Hyperboreans,
Poznan meaning of the word "Gunko"
Not so as to understand their fellow
The sinking of the island of Honshu.
They walked on the sands of quicksand,
Singing as Natasha Koroleva,
They agreed to the lake Pyayanny
And listening to the symphony insides.
Oh, how much force it was in these sounds,
Free carrier and flight,
Hamolno and penetrating tsedurno
The subcortical, crust, ears, nose and mouth!
I gasped from paints wealth
Lurking in the frescoes El sforzando,
Who is on the road from Haveda
Propyl wife and wonderful ass.
A nice girl was Nina!
Alone in the tower crane cabin
With ragged rope counterweight
She gave birth to Egorka.
Umbilical cord herself snacking
Teeth of the usual stainless steel
And I remember how in a thousand crimson
Brightened by fire
She, brother Nina Pereguda,
Lying together under one shinelkoy
With Zouaves from Le Havre RUOP
And I dreamed of something big.
And so it was fulfilled the prophecy Tutmossa -
Lombardy poplar over Khafre
Priests from Pharaonic riot
Log houses and started up on firewood.
And poor heretic Giordano Bruno
Copious sweat wiping skofeykoy
Shouted that the hot weather
Influences on the Earth's rotation.
The earth groaned in China.
Qin Shi Huang-fought with the army Minov
And Tsin sharp-horned warrior helmet
He wrote on the walls of the pagoda, "Min no."
At Zaimka taiga near Irkutsk
Japanese black belt Kindza-Sheba,
From howling in pain, like a glutton,
For bathhouse beat wood hands.
And Nina Skvortsova,
In girlhood friend Pereguda,
I read aloud infamy Freudianism
Convicted in the tenth IUT.
I listened, I listened, I was like a sponge,
Countess de la Bosca di Argento,
Which bit of passion
Cornet ingenmarlandskogo regiment.
Guba dark blue. The sea was agitated.
Bora threw waves of Arkhangelsk,
Where people become stupid from freedom,
Asked seagulls bring bread.
Hungry son standing on a breakwater,
Holding a stick aspen.
He wanted to take the fish to chervyachochka,
Dug up in the permafrost.
And his mother in marriage Skvortsova,
In one second I turned into a fish,
And he pecked and he roasted it,
And I ate and survived, and continued to race.
And so ends the legend,
I heard on the seesaw,
Soaring to the sun, falling on the ground,
Like a pendulum - tick-tock, tick-tock, tick-tock.
So it was or was not - it does not matter,
Wipe your tears of laughter and sadness,
Live forever, fall to the ground,
Take off, and let it be warm! Смотрите также: | |
