Когда кончаются последние заряды фейерверков и залпов шампанского, когда количество выпитого пропорционально мучениям совести, когда под ногами хрустит уже прошлогодний снег и крошево елочных игрушек, когда о прошедшем веселье напоминают только ужас осыпающегося дереваb и не отправленные валентики, тогда наступают будни. Обычно они отлиты в неуютные февральские сумерки, озарены беззвучным телевизионным экранном, пахнут чем-то сгоревшим и, так же как предпраздничные дни насквозь пропиты ожиданием чуда, этот вывернутый наизнанку сочельник наполнен чувством уходящего времени и несбывшейся сказки. Прижмешься с надеждой лбом к балконному и воочию убеждаешься, в том, что город покидают ярко-красные грузовички. Праздник наш уходит. И в тот момент, когда сумерки подкатят к самому горлу, и не захочется выходить из своей комнаты больше, как минимум вечность, и тем более на улицу, именно тогда лучше всего отправляться в путь.
Лучше всего совершать свой променад в историческом центре, преодолевая границу старого и нового города, что проходит в аккурат через зал самого первого фаст-фуда. Здесь можно ощутить себя по-настоящему в междуречье, во всех смыслах этого слова. Озираясь по сторонам взглядом праздного бездельника и руководствуясь в передвижении только эстетическим критерием, постепенно начинаешь удивляться творящемуся вокруг архитектурному хаосу. Не имея понятий о названиях стилей, все же ощущаешь их многообразие буквально на вкус, будь то сталинский ампир, заостренная стеклянная глыба элитной многоэтажки или еще не сожженный под застройку терем, времен позапрошлого столетия. Передвигаясь по старому городу вдоль наизусть заученных улочек, разглядывая набившие оскомину фасады, в какой-то момент решаешься на свободу и безрассудство и ныряешь в темную арку дворика.
Можно долго спорить о красоте и величие старого города, но всю плоть его чувствуешь только в маленьких двориках. Лучше делать это натощак: на изголодавшееся по смыслу жизни сердце, где-то в середине очередной зимней эпохи. Конечно, весной больше красок, кошек, надежды и уверенности в светлом будущем, но весной любой населенный пункт смещается по шкале красоты в сторону Парижа, а если вы все-таки решили проверить свой город по всем эстетическим параметрам, воспользуйтесь бесстрастным холодом января. Он вас не обманет. Тем более, ни что не сравнится с обледеневшей проволокой плюща, непотушенной гирляндой, занесенном скатом крыши. Строчки балконов готовы сложиться в стихи, пользуя в качестве рифм созвучность в окончаниях сваленного барахла, подвешенных санок, лыж, одиноких курящих фигур. И в историческом центре словарный запас этой поэзии неоспоримо больше, чем где-либо еще. В такие моменты ощущаешь себя выжившим в две тысячи сто последнем году, наблюдая Европу в апогей ледникового периода. А натолкнувшись на неприкрытый занавеской кадр чужого быта в желтом окне, ощущаешь одиночество своего бытия во вселенском масштабе. И вдруг во всем окружающем хаосе зарождается гармония, а значит, появляется смысл. Толчком может послужить что угодно, будь то звон колокольчика лошадиной повозки или скрип коньков с самой большой площади в Европе, или же падение высеченной электрической звезды из неба сплетенных трамвайных судеб. Главное успеть загадать желание. Потому что в следующую секунду наступает волшебство, трамвай, скрываясь за углом, отправляется в вечность, млечные пути фонарных светят только вам, а гудки складываются в симфонию вашего счастья. Мир обретает смысл, сумерки не отступают, но только скрашивают острые углы реальности, и в этот момент из обломков архитектурных эпох и стилей складывается время. Потому не страшно вскидывать руку, выхватывая из общего потока неизвестный номер маршрута, ведь как в Англии любое направление, есть направлении к морю, так и в родном городе любое направление приведет вас к дому, ибо понятие дома расширяется, словно зрачок в февральских сумерках.
When running out of the last charges and volleys of fireworks champagne, when the amount of alcohol consumed is proportional to the torments of conscience that crunches underfoot already water under the bridge and the medley of Christmas toys when reminded about the last fun only terror crumbling derevab not sent valentiki then come everyday. They are usually cast in February uncomfortable dusk, illuminated by a silent television screens, smell something burnt and, as well as pre-holiday through drunken expectation of a miracle, this inside-out Christmas Eve, filled with a sense of passing time and unfulfilled tales. Prizhmesh hopefully forehead against the balcony and personally convinced, that the city leave the trucks bright red. Our holiday leave. And in that moment, when the twilight rolled up to his throat, and did not want to come out of his room over at least an eternity, and even more so on the street, then it is best to hit the road.
It is best to make a promenade in the historical center, overcoming the border of the old and the new city that goes exactly in the hall of the first fast food. Where you can feel like a real between two rivers, in every sense of the word. Looking around idle loafer look and guided in the movement only aesthetic criterion, gradually begin to wonder things happening around the architectural chaos. Not having a clue about the names of styles, yet feel their diversity literally taste, whether Stalin's empire, pointed glass block of luxury flats, or have not yet burned granted tower, the times of the last century. Moving through the old town along the streets memorized by heart, examining the plain-old facades, in some moment you contemplate freedom and recklessness, and dive into the dark archway patio.
One can argue about the beauty and grandeur of the old city, but the whole body feel it only in a small courtyard. Better to do it on an empty stomach: on the meaning of life starved heart, somewhere in the middle of the next winter period. Of course, spring more color, cats, hope and confidence in a bright future, but in the spring of any location moves on the scale of beauty toward Paris, but if you do decide to check your city at all aesthetic parameters, use impassive January cold. He will not deceive you. Moreover, nothing compares to the icy wire ivy garland unquenched listed slope of the roof. Lines balconies ready to emerge in the verses, using as rhyming in consonance endings dumped junk hanging sleds, skis, single smokers figures. And in the center of the vocabulary of poetry undeniably more than anywhere else. At such moments, you feel a survivor of two thousand one hundred last year, watching Europe apogee of the Ice Age. And bumping into naked curtain frame someone else's life in the yellow box, you feel the loneliness of his existence on a universal scale. And suddenly all over the surrounding chaos arises a harmony and, therefore, the meaning appears. The impetus can serve as anything, whether it be a bell or horse carts squeaking skates with the largest square in Europe, or fall hewn electric stars out of the sky tram woven destinies. The main thing to have time to make a wish. Because in the next moment comes the magic, tram, lurking around the corner, goes to eternity, milky ways lamp shine to you and whistles are added to the symphony of your happiness. The world makes sense, Twilight is not retreating, but only brightens the sharp edges of reality, and at this point from the wreckage of architectural periods and styles develops time. Because not terrible toss arm, snatching from the general stream unknown route number, because in England any direction, have the direction of the sea, and in his native city in any direction will take you to the house, because the concept of expanding the house, like a pupil in the February twilight. | |
