Мы приходим в этот мир, как боги,
без сомнений, с олимпийской хитрецой.
Где-то нами не оббитые пороги,
что расквасят нашу веру и лицо,
и слова предначертаний и пределов,
оскорбительных параграфов толмуд
не тревожат наше царственное тело,
и бессмертную нам душу не гнетут.
Мы властители слова и просторов,
наши истины цветные миражи.
Но не сходим мы с Олимпа в коридоры,
и на очередь за правдой тратим жизнь.
Эти клетки, где трепещут наши крылья,
где не дышится и сердце не стучит,
эти книжечки с пометками усилья,
быть богами, презирающими быт,
эти лживые названия ступенек,
по которым к некрологу торен путь,
и нехватка сострадания и денег,
и всегда, всегда еще чего-нибудь.
Это все меня так учат пилигримы,
что с безумной песней по миру идут.
Пациенты прокураторов из Рима
и носители прозрений и простуд.
О победе мы печемся и горюем,
из веков, как пауки, мы тянем нить.
Но когда вы победите, говорю им,
вас захочет тоже, кто-то победить!
Что поделаешь, - они мне отвечают. -
Если даже безнадежна наша роль,
это лучше, чем бессонными ночами
унизительную пестовать юдоль.
И живут они во мне и в путь торопят,
что намечен сердцем или богом дан.
И идем, пока идем, мы по Европе
пилигримы из Эллады в Магадан.
А. Дольский
