Вот полночь близится, а Гитлера все нет.
Кровавый сумрак опустился на рейхстаг.
Вспотел от жадности и греет пистолет
Свинцовой тяжестью ладони Евы Браун.
Чу! Наконец-то коридор шепнул шаги.
Вошел он в спальную, в тебя уставив взгляд.
Тебе на голову, пытаясь удушить,
Надел пиджак, а в зубы тычет яд.
Сняла решительно наброшенный пиджак.
Все остальное - дело нескольких секунд.
Сказала: \"Гитлер, ты мне муж, но ты мне враг.
Ты нехороший, и теперь тебе капут!
Да, слишком долго я бросала на весы
Любовь постылую и свой моральный долг.\"
Рукой дрожащею прицелилась в усы
И из последних сил нажала на курок.
С такого расстояния трудно не попасть.
Его размазало по стенке, будто клей.
А песня девичья слезами пролилась:
\"Ауфидерзейн, майн либер, ауфидерзейн!\"
Ауфидерзейн.
That's nearing midnight, and all is not Hitler.
Bloody dusk fell on the Reichstag.
I am sweating from greed and warm gun
Lead weight palm Eva Braun.
Hark! Finally corridor whispered steps.
He came into the bedroom, staring you in the eye.
On your head, trying to stifle,
He put on his jacket, and his teeth poking poison.
She took off her jacket thrown over decisively.
All the rest - a matter of seconds.
She said: \ "Hitler, you're my husband, but you're my enemy.
You're bad, and you are now kaput!
Yes, for too long, I threw on the scales
Love hateful and his moral duty. \ "
Hand trembling took aim at his mustache
And the last effort to pull the trigger.
From this distance, it is difficult not to fall.
His smeared on the wall like glue.
A song maiden shed tears:
\ "Aufiderzeyn, mein lieber, aufiderzeyn! \"
Aufiderzeyn.
